приводить посторонних. Немедленно выпроводить и заняться делом.

- Меня никто не предупреждал...

- Не разговаривать! Выполняй!

- Хорошо, господин Карл.

Роб все понял, встретил меня проницательной улыбкой, но говорить не разрешил: приложил палец ко рту и кивнул на выход. Я закрыл дверь на ключ и повернулся к калитке, но Роб потянул меня в противоположную сторону. Оказывается, за домом был сад и в глубине его угадывался флигелек, по всей вероятности предназначавшийся для прислуги.

Флигелек оказался незапертым. В крохотной комнатушке тусклая лампочка осветила кровать на трех изогнутых ножках, четвертую ножку заменяло корявое, неочищенное от коры полено. Зато постель была аккуратно заправлена выцветшим тканевым одеялом. Рядом на столике нарядно блестела начищенная керосиновая лампа.

Минут пять, сантиметр за сантиметром, Роб исследовал комнату и все, что в ней находилось. Нет, ничего подозрительного не обнаружил и, похоже, успокоился, сбросил плащ. Снял с лампы стекло, чиркнул спичкой, поднес ее к фитилю и... задумался. В лампе не было керосина. Роб заинтересовался, стал осторожно вывертывать головку с фитилем. Что-то обнаружил, быстро вкрутил головку и понес лампу куда-то в сад.

Когда Роб вернулся, я спросил:

- Ты... разбил лампу?

- Зачем же портить добро? Она будет записывать шорохи вечернего сада. Наговоримся - внесем.

Я вспомнил о бутербродах, которые оставил в своей резиденции, и бросив Робу: 'Я сейчас', припустил к дому. Едва вошел - засвербели телефонные звонки. Ничего, господин Карл, сегодня я принадлежу себе и могу обойтись без общения с вашей светлостью...

Рядом с прихожей обнаружил двери на кухню и в ванную. Заглянул в кухонные шкафы - пусто, открыл рефрижератор - то же самое. Набрал большую кружку воды запивать бутерброды.

Телефон свербил и свербил, настойчиво приглашая меня к господину Карлу. Нет, не хочу. До встречи, мой повелитель! Повернул ключ в двери - и звонки прекратились.

Роб, ожидая меня, сидел на кровати - стульев не было.

Увидев кружку с водой, он обрадовался, помог разложить на столе и нерешительно спросил:

- Можно? Только один глоточек?

- Пей сколько хочешь, принесу еще.

Роб благодарно кивнул и медленными смакующими глотками отпил из кружки.

- Божественный дар природы! Но я чуть-чуть. Бегать туда-сюда не следует. Ничего подозрительного не заметил?

- Нет. Только телефон надрывался.

- Господин Карл прекрасно тебя видит. Будешь работать под недремлющим оком.

- Точно. Но в чернильницу он меня не загонит.

Мы приступили к ужину, удобно усевшись рядышком, и я рассказал Робу про административно-бюрократический музей, о невиданной стеклянной гробнице в виде чернильницы, в которой заперты души сотрудников карловского учреждения. Мне казалось, Роб посмеется над уродливым изобретением господина Карла, но он нахмурился, помрачнел.

- Это, дорогой Человек, трагедия. Для тех людей, которых лишили человеческого призвания. А господин Карл - настоящий преступник.

Мне хотелось рассказать Робу о механизированных продовольственных складах, о светящихся точках на макете земного шара, обо всем, что увидел в карловском кабинете и в подземелье. Но я не решился на такое откровение: Роба, по существу, я совсем не знал. Я очень верил ему, но сейчас одного слепого доверия, казалось мне, было недостаточно. Вот узнаю его поближе - может быть, даже спрошу совета...

Роб сосредоточенно жевал, думая о чем-то своем.

- Сегодня мне повезло, - вдруг сказал он. - Встретил душевного, доброго человека, который и накормил меня, и напоил. Спасибо. Не то бы вернулся в свою подворотню насквозь голодный... Знаешь, где я ночую? В подвале одного заброшенного дома. Пробираюсь ночью, чтобы никто не увидел. Заметят - выкинут в два счета. Я даже тебе не скажу, где находится этот дом, - шутливо добавил Роб. - Не то сообщишь по простоте душевной господину Карлу.

- Что ты! Я бы и под пыткой не сказал.

- Признайся, ты загорелся желанием мне помочь. И завтра же хотел поговорить обо мне с господином Карлом. Ну, на предмет работы и прочего.

- Верно, - удивился я проницательности Роба. - Мысль такая действительно мелькнула.

- Ты рекомендуешь меня господину Карлу, ничегошеньки не зная обо мне. А уж господин Карл о моей личности осведомлен прекрасно. Во всяком случае, справки он наведет. Вот он и спросит: а как этого Роба найти? Ты сообщаешь мой, так сказать, адрес, и меня не только выкидывают из моей превосходной норы, но и отправляют туда, где я уже пребывал три года. Вижу, хочешь спросить, а где же пребывал три года и за какие грехи?

Роб настороженно прислушался, вышел в сад, молча постоял. Я хорошо понимал его действия и терпеливо ждал.

- Кажется, тихо, - Роб, вернувшись, легко сел рядом, и я приготовился слушать. - А грехи мои вот какие. Образ моих мыслей, мои желания не совпадают с образом мыслей и желанием власть имущих. Я антипод господина Карла. Социальный, общественный, нравственный, какой угодно! Я понял это давно, еще на студенческой скамье. По специальности я историк, хорошо понимаю ход общественного развития. А такие историки господину Карлу не нужны. Ему нужны бездушные лакеи, бессовестные лгуны, на худой конец - молчаливая рабочая скотина. Господин Карл боится нормальной, здоровой мысли, - потому что она против него, вот он и придумывает для ее уничтожения умопомрачительную муштру, тюрьмы да гробницы. А взгляни-ка в Карловские газеты - так изолгались - дальше некуда. И все-то нам угрожают, и все-то готовятся напасть... Военный бюджет раздулся так, что если лопнет - планету не пощадит... Вот я и попытался объяснить своим ученикам важность согласованных действий против тех, кто готовит войну. На следующий день после моих первых самостоятельных уроков меня просто-напросто уволили. Вначале я не очень-то огорчился, а потом понял, что такое не иметь постоянного дела. Первое время я как-то перебивался - то старики немного пришлют, то Элен, девушка у меня была, накормит. Старики и сейчас присылают, но этой мелочи едва хватает на два дня. Однажды, на пороге очередной голодухи, вышел я в город; не спеша присматриваюсь - не подвернется ли поденка. Навстречу шествие, плакаты требуют хлеба, работы. Естественно, я примкнул. Улицу вдруг оцепили, демонстрантов стали запихивать в крытые машины. Увернуться не успел - схватили и меня. Присудили три года... Как отсиживал срок - рассказывать долго. Скажу только: о мягком хлебе и свежей розовой ветчине мы и не мечтали... Да и теперь чудаки с сэндвичами попадаются не каждый день.

- Ты сказал, Роб, у тебя была девушка.

- Да, была. Мои друзья по колледжу говорили, что в ней ничего особенного, а я тосковал, если не видел Элен хотя бы один раз в день. Действительно, она была скромная, стыдливая, старалась не бросаться в глаза. Но сколько было в ней нежности, душевной теплоты - хватило бы дюжине пустых красавиц. Она также закончила колледж и преподавала французский. Еще в колледже мы договорились соединить свои судьбы и даже назначили день свадьбы. Но свадьба так и не состоялась. Меня уволили - как строить семью без гроша в кармане... Бывало, приду к ним - наливает Элен из кастрюльки поесть, а ее отец, худющий седой старик, сядет напротив, уставится и бормочет... И мне чудились одни и те же слова: 'Как не стыдно! Как не стыдно!..' Так и перестал к ним ходить. А тут угодил за решетку... Через полгода моя Элен добилась свидания со мной, и в присутствии надзирателя, вся в горючих слезах, сказала, что ей предлагает замужество один состоятельный человек. 'Отец заставляет, - говорила она, - но если ты будешь против, я откажу...' Разве я могу быть против? Впереди два года тюрьмы, безденежье, голод, новые мытарства... Сам я ничего обещать не мог и не имел никакого права обрекать на голод и нищету любимого человека... Пока Элен стояла рядом, я держался, попросил только на прощание ее поцеловать. Нежно коснулся губами щеки девушки, мокрой от слез... Элен медленно, не отрывая от меня прощального взгляда, стала уходить... Ушла... Я рухнул на скамью и забился в судорогах. Тюремщики с трудом доволокли меня до камеры, нещадно били, но мне было все равно... Такая вот приключилась история.

Роб поднялся, допил остатки воды и объявил:

- Пора идти. Не то господин Карл пришлет полицию. Вопросы есть?

- Есть вопросы. Во-первых, - я завернул два оставшихся бутерброда. Возьми с собой.

- Спасибо, - не стал возражать Роб и сунул сверток в карман плаща.

- Во-вторых, приходи хоть иногда. Будем ужинать вместе.

- И за это спасибо. Приду.

- В-третьих, если понадобишься, где тебя найти?

- Это лишнее. Буду появляться сам.

Пока Роб ходил в сад за лампой, я расправил покрывало, убрал со стола крошки.

Мы покинули флигелек в полном молчании. У ограды крепко пожали друг другу руки. Роб легонько свистнул, - откуда ни возьмись появился парень.

- Наш человек, - улыбнулся Роб. И они вдвоем растворились в темноте.

В комнату, где поджидает с телефонным разносом господин Карл, я всегда успею. Гораздо полезнее подышать свежим воздухом, получше осмотреться. Сумерки сгустились, зачернели зловещими дырами здесь и там, зато небо было без единого облачка, прозрачно-зеленоватым, как глаза у Ри. Спокойно бы размышлять сейчас о чем-то приятном, мечтать о самых обыкновенных земных радостях и благодарить судьбу... Но я говорю о невозможном. Даже небо, в ответ на мои мысли, начинает раздраженно швырять холодные сверкающие иглы. Могучие небесные воды мчатся во всю ширь, готовясь захлестнуть острова звезд, и скоро яростно забурлят на млечных крутых порогах. Тут уж не до спокойствия и радости! В душе нарастает тревога, черной