клоуны', на протяжении тридцати пяти лет упорно шел без всяких изменений. Один из братьев Ложкиных, Степан Макарович Хомутов, был 'белым клоуном'. Лицо у него было обсыпано мукой. Одет он был в костюм арлекина, с вышитым ниже спины улыбающимся солнцем. В руках он держал многострадальную колотушку.

Второй брат Ложкин, Евтихий Калинович Кудий, был 'рыжим клоуном'. На нем был традиционный рыжий парик. Рот у него был нарисован черной краской и доставал до ушей. Прилепной нос, красного цвета, был электрифицированный. А костюм Ложкина-Кудия состоял из латок и полосок, скрепленных огромными английскими булавками.

Выходя на арену, 'белый' Ложкин нарочито писклявым голосом спрашивал 'рыжего' брата:

-- Почему ты такой скучный?

-- У меня умерла теща! -- мяукал в ответ 'рыжий' лжебрат.

-- Теща? -- пискливо удивлялся 'белый'. -- Когда у меня умерла теща, я радовался!

-- А я вот скучаю! -- упорствовал 'рыжий'.

'Белый' Ложкин находил ответ очень смешным и начинал усердно хохотать, брался за живот, топал ногами, показывая, что он не может остановить свой хохот. Публика же начинала томиться. Слышались зевки. Вздохи. Некоторые громко сморкались.

Все это братьев Ложкиных ничуть не смущало. За тридцать пять лет они привыкли к такой реакции публики. И если случалось, что в начале их комического номера в цирке кто-нибудь смеялся, они оглядывались на него, как на ненормального.

-- Так ты скучаешь, потому что у тебя умерла теща? -- окончив хохотать, еще более пискливо спрашивал 'белый'. -- Чего же ты скучаешь? Чего?.. Чего?.. Ну скажи, чего?..

Это был кульминационный пункт. Потом следовала развязка.

-- Да потому я скучаю, -- говорил 'рыжий', -- что пока моя теща была жива, я еще надеялся, что она умрет. А теперь, когда моя дорогая теща померла, я боюсь, что она воскреснет!

Оба брата Ложкиных начинали дико, словно голодные шакалы, хохотать. В публике царило уныние и недоумение. Но находились, разумеется, и такие утонченные знатоки юмора в публике, которым становилось смешно -- они ржали, реготали и плакали от смеха.

Отдав скудную дань разговорному жанру и тем оправдав приставку к своему клоунскому титулу 'буффонадные', Ложкины принимались смешить публику старыми, как само цирковое искусство, приемами.

'Белый' бил колотушкой 'рыжего' и у 'рыжего' брызгали струи из глаз, зажигалась лампочка в носу. Потом 'рыжий' брат давал 'белому' братцу коленкой под вышитое, улыбающееся солнце. Затем 'рыжий' терял штаны, оставаясь в дамских кружевных панталонах, и убегал прятаться в публику. В заключение 'рыжий' садился верхом на 'белого' и, нахлестывая его, уезжал с арены. Вот и все, чем Хомутов и Кудий Ложкины служили святому искусству и зарабатывали себе на кусок хлеба.

Конечно, особого ущерба для циркового искусства не было бы, если бы Ложкины, вместо ветхозаветного реприза с тещей, взяли и рассказали один из тех анекдотов, которые они сами иногда рассказывали за кулисами. Но с другой стороны, почему бы это так, вдруг, ни с того ни с сего, после тридцати пяти лет с тещей, они бы взяли да и начали рассказывать на арене анекдот о любовнике под кроватью? Да и не надо это было. Поработав в одном цирке четыре-пять недель, Ложкины ехали в другой город, и пока они через несколько лет возвращались в прежние веси, публика забывала реплику с тещей и слушала ее, как новую. Зачем было придумывать новое? Зачем было ломать золотую традицию?

Так себе и жили лжебратья, пока в каких-то высоких учреждениях не решили заняться приближением клоунады к современности и злободневности. Клоунов начали вызывать в Москву на переработку их номеров. Вызвали и Ложкиных.

И предстали братья Ложкины перед просмотровой комиссией. Комиссия состояла из доктора-психолога, профессора марксизма-ленинизма, троих писателей с блудливыми глазами и представителя от общественности -директора районного вытрезвителя.

Волнуясь и дрожа, братья-клоуны усердно тузили один другого, падали, теряли штаны и хохотали, держась за животики. Члены комиссии мрачно смотрели на них взглядами удавов. И только три писателя с блудливыми глазами не смотрели на клоунов, ни на членов комиссии. Склонившись над блокнотами, они писали с такой скоростью, словно не писали, а вычеркивали написанное.

Когда Ложкины окончили свой номер, профессор марксизма-ленинизма нудно заговорил о том, что при победном движении к коммунизму перед клоунами открываются неограниченные возможности, что Маркс, Энгельс и Ленин неоднократно указывали на значение смеха и что при капитализме нет никаких предпосылок для существования юмора.

Братья Ложкины усиленно поддакивали.

-- А вот, скажите мне, -- неожиданно задал вопрос профессор марксизма-ленинизма, -- как товарищ Ленин называл ренегата Карла Каутского?

На размалеванных лицах братьев стали проступать капли пота.

-- Не знаете?.. Это плохо, что вы не знаете! Каждый клоун должен знать богатые страницы великого ленинского наследия.

Тогда взял слово представитель от общественности и директор вытрезвителя:

-- А не кажется ли вам, товарищи, что красный нос у 'рыжего' зовет трудящихся на антиобщественные поступки, на беспробудную пьянку?

-- Учение Павлова об условных рефлексах, -- авторитетным тоном заговорил психолог, -- доказывает совсем даже обратное. Красный нос должен пужать трудящегося, и если он будет пужаться, но все же пить, то это не от действия условного раздражителя -- красного носа, а от привычки к алкоголю. А вот еще одно научное доказательство: недавно мы проделывали опыт -- били собаку палкой по голове...

-- Готово! -- в один голос возвестили три писателя с блудливыми глазами. Они подали профессору марксизма-ленинизма готовый сценарий нового клоунского номера. Профессор сценарий одобрил, сказал, что он политически заостренный и хорошо отображает борьбу за производительность труда. Психолог и директор вытрезвителя тоже нашли сценарий удачным. Ложкиным было отпущено две недели на подготовку нового номера.

Разгримировываясь в уборной, 'белый' брат с тоской говорил 'рыжему' брату:

-- Нет спасения ни на том, ни на этом свете, Евтих! Выгонят нас с тобой, ей-ей, выгонят! Набуровили наверное нам в сценарий разных высоких материй, условные рефлексы, Карл Каутский -- Аллах его ведает, кто он такой! Ну где нам с тобой выучить такой материал?!

-- И не говори, и не говори! -- сокрушаясь, крутил седой головой 'рыжий'. -- Погибнем мы с тобой, как мухи в сметане! ..

Первый взгляд на сценарий подтвердил опасения братьев. Сценарий начинался с того, что после музыкального вступления на арену выходят два клоуна в костюмах рабочих. При этом следовало примечание: 'Белый' клоун -рабочий сознательный, перевыполняет производственные нормы, борется за повышение производительности труда и посещает вечерний семинар по изучению марксизма-ленинизма. 'Рыжий' клоун-рабочий постоянно недовыполняет производственные нормы, политически неразвит и тянет все производство назад.

-- Сеня, как же это можно показать? -- испуганным шепотом спросил будущий политически неразвитый клоун-рабочий.

-- А черт их знает, как!

-- Ой, пропадем, не сможем осилить!

Дальше в сценарии был реприз:

'Белый' клоун: Почему ты такой скучный?

'Рыжий' клоун: Я скучаю с тех пор, как подох Гитлер!

'Белый' клоун: Гитлер?.. Когда подох Гитлер, то я был тому очень даже обрадован!..

'Рыжий' клоун: А я вот скучаю!

'Белый' клоун: Так ты скучаешь, потому что подох Гитлер? ('Белый' хохочет две с половиной минуты). Чего же ты скучаешь? Почему ты скучаешь? Чего?.. Чего?.. Ну скажи, чего?..

'Рыжий' клоун (бодро): Да потому я скучаю, что пока Гитлер был жив, я еще надеялся, что он подохнет. А теперь, когда он подох, я боюсь, что Аденауэр его воскресит! (Оба клоуна задорно смеются,