Стремились к морю в разьяренныхСтруях Лимпо́по и ТугилыСоломенные крыши, дыни,Маис, деревья, крокодилы.Щепу плотов, обломки лодокК разбухшим устьям прибивало.Порою — тело негритянки,Все иссеченное о скалы.Качали волны равнодушно,Тащили по ракушкам мели;Глаза и грудь кровоточили,На шее бусины звенели.Мы знали Африку такою.Гуляя в полдень раскаленный,Мы видели ее эмблему:На плоском камне — скорпиона.
Трансваальское утро
Перевод Андрея Сергеева
Он вдруг проснулся. Был в шафранном блескеХозяйский дом, когда в тиши внезапноКакой-то птицы голос резкийНарушил дважды замкнутость веранды.Приезжий видел призрачный покойВ сернистом африканском небе,Скелеты пальм над высохшей рекой,Молчаньем предвещающие беды.На склонах гор белели кварца лица,Как полупогребенные скульптуры,И пылью, тонкой, как корица,Все трещины ущелий затянуло.И вновь двойная нота дерзкой птицы!И сам певец, зеленый мшистый дрозд, вдругЗапрыгал по окну, готовый взвитьсяВ тяжелый бездыханный воздух.Страна чужая, как струна, дрожалаВ груди пришельца: «Я слыхал не раз,Что солнце здесь, в краю клыка и жала,Дурманит ум и ослепляет глаз.Сторожкий птичий взгляд и крик: «Qui vive!»[422] —Быть может, объясняют что-то.О, если б, над страною воспарив,Ее увидеть с птичьего полета!»
Развалины фермы
Перевод Андрея Сергеева
Склонявшееся мирно солнцеВдали на миг огромным стало —И потащилось по лощинамНочи глухое покрывало.Молчанье, распуская косы,Заполонило дом без крыши.Неслышные брели шакалы,Летучие кружили мыши.Казалось, в тишине вечернейПредупреждение скрывалось.Во тьме змея над каждым нежнымИ светлым утром издевалась.
