— Нет. А вот тонко нарезанную, нарубленную салями кладу. Знаете, что это такое? Пробовали когда- нибудь? Если не доводилось, дорогой друг, то не возражать надо, а ценить мудрый совет!

— Короче, как вы поступаете с ливером?

Ковач перебил:

— Он говорил о салями…

— Верно… тогда что вы делаете с салями?

— Нарезав мелкими кусочками, кладу в начинку. Вроде как бы крошу вместе с булочкой и вареным яйцом… вы понимаете…

— Может, оно не так уж и плохо, — заметил Ковач.

Швунг потянулся за стаканом, и в это время взгляд его упал на Дюрицу. Поставив стакан обратно на стол Швунг воскликнул:

— Нет, вы посмотрите! Вы только посмотрите на этого… на этого…

Часовщик, откинувшись на спинку, покачивался на стуле и смеялся, сощурив глаза и осклабившись.

— Чему вы радуетесь? — спросил книготорговец. — Ангел явился или другое что нашло? Сам сатана мог бы поучиться, если бы видел теперь вашу физиономию! Что вы ухмыляетесь, господи прости!

Дюрица качнулся на стуле, спросил:

— А что, нельзя?

— Почему же нельзя! Даже четвероногие могут радоваться, я сам видел… Повисли на решетке и радовались собственным ушам!

— А вы стояли рядом и наслаждались зрелищем, потому что на более серьезное дело у вас ума недостает…

Подавшись со стулом вперед, он продолжал:

— Впрочем, если вам очень интересно, могу сказать, что мне пришло кое-что на ум, вот я и обрадовался. Вы к этому тоже имеете отношение! Ответьте-ка, что вам больше нравится — чичока или фаршированная телятина?

Фотограф собирался было встать, он уже положил ладонь на край стола, но Дюрица окликнул его:

— Останьтесь еще ненадолго, пожалуйста! — И помахал рукой, после чего удивленный человечек снова опустился на свое место.

— Я вас долго не задержу! — еще раз повторил часовщик.

И снова обратился к книготорговцу:

— Я сказал «чичока». Вы знаете, что это такое?

Кирай недоверчиво посмотрел на него, потом на остальных, пожал плечами и развел руки.

Заговорил столяр:

— Чичока? Это что-то вроде картофеля. Вы не знали, господин Кирай?

— Ну и что из того, что не знал?.. Ну, не знал… Может, вы один и знаете?

— Я спросил, — уточнил Дюрица, — что вы любите больше? Чичоку или телячью грудинку?

Книготорговец осклабился:

— Развлекайтесь со своими несовершеннолетними…

— Я спросил, что вы любите больше?

— А знаете? — Кирай пожал плечами. — Чичоку я оставляю вам!

— Значит, грудинку?

— Именно! Телячью грудинку! Вы удовлетворены?

Дюрица строго посмотрел на него и произнес:

— Я, простите, не шучу!

— Скажите ему: больше, мол, люблю телячью грудинку… — подсказал трактирщик.

— Телячью грудинку! — на этот раз искренне ответил книготорговец и растерянно посмотрел на серьезное лицо часовщика.

— Правильно! Благодарю вас… — произнес Дюрица и, откинувшись на спинку, стал смотреть на потолок.

Кирай, ничего не понимая, обвел взглядом остальных. Потом поднял руку и поднес ко лбу.

— Тук-тук?..

— Ай-яй-яй! — покачал головой коллега Бела и ухмыльнулся.

— Ну, а теперь над чем вы размышляете, уставившись в потолок? — обратился Кирай к часовщику.

— Над тем, — отвечал тот, прищурившись, — кем мне стать: Томоцеускакатити или Дюдю?

Книготорговец так и остался стоять с открытым ртом. Потом сказал:

— Ах, ну да! Гм! Да… Видите, какой ясный наконец пошел разговор! Впрочем, я всегда говорил, что вы умеете и понятно выражаться, только с вами надо иметь терпение и вас нельзя раздражать. Ну, а что думают об этом остальные?

Столяр нагнулся к часовщику, спросил:

— Как вы изволили выразиться, господин Дюрица? Я… я не все до конца понял… кем стать?

Дюрица перевел взгляд с потолка и качнулся вперед, к столяру. Переплетя пальцы рук, посмотрел Ковачу прямо в глаза:

— Не знаю, стать мне Томоцеускакатити или Дюдю?

— Ага! — произнес Ковач и бросил неуверенный вагляд на книготорговца, но тот развел руками.

А Дюрица продолжал:

— Я буду очень рад, если вы поможете мне, господин Ковач! Охотно последую вашему совету. Откровенно говоря, я а весьма затруднительном положении…

Ковач смотрел на часовщика, недоуменно моргая, и, однако, сочувственно качал головой.

— Я к вашим услугам. Но… нет ли тут какого-нибудь подвоха? Может, вы шутите… или что-нибудь в том же роде?

— На этот счет будьте совершенно спокойны!

Он положил руну на плечо столяра:

— Признайтесь чистосердечно, господин Ковач, что бы вы выбрали, если бы и спросил у вас, кем вы хотите быть: Томоцеускакатити или Дюдю?

— А это не шутка?

— Вовсе нет! Дало в том, что если вы умрете, то имеете право воскреснуть в образе одного из двух, людей: Томоцеускакатики или Дюдю. Так кем из них вы пожелали бы воскреснуть?

— Этого я не понимаю… вы уж простите, но, по-моему, вы все-таки шутите, господин Дюрица!

— Вот и хорошо, что ни понимаете! — заметил книготорговец.

Ковач, все так же моргая, смотрел на часовщика:

— Ведь и, простите… даже не знаю, кто этот Томотики или как его там и кто этот Дюдю. Я вообще ничего во всем этом не понимаю, не говоря уже о том, что, когда мы после смерти по воле божьей предстанем пред господом, там ведь и слова не вымолвишь…

Коллеги Бела, подмигнув книготорговцу, обратился к Ковачу:

— Да поймите же, поймите наконец: если господин Дюрица решил, что вы должны сделать выбор после смерти, то это богу придется помалкивать, тихо радоваться, что цел, да стараться не прогневить нашего друга…

— В том-то и дело! — подхватил Кирай. — В конце-то концов, стоит ли считаться с богом, если за дело принялся господни Дюрица?

Дюрица не сводил с Ковача пристального взгляда.

— Слушайте меня внимательно, мастер Ковач. Давайте рассуждать по порядку. Прежде всего я