— Подружись с ней, — сказал калиф. — Она твоя.

Куан подал Леонардо лепешку, и Леонардо протянул ее верблюдице. Та мягко и аккуратно взяла угощение. В этом животном было что-то необычайно человеческое. Леонардо разглядел, что у нее есть ресницы на верхнем и нижнем веках и убедился, что ее шерсть необычайно мягка.

— Ты знаешь, каковы верблюды? — спросил калиф, явно поддразнивая Леонардо. — Они глупы, вероломны, уродливы, а ненавидеть умеют, как ни одно другое животное. Они платят тебе за доброту, плюя зеленой жвачкой в лицо, а весной бредут по многу миль, чтобы испустить дух в источнике и своими останками осквернить водоем. Они создания шайтана — все, кроме вот этих, что белы, как глаза Аллаха, и ласковы, как любящая мать.

С этими словами он взобрался на своего верблюда, переговорил с Куаном и другими телохранителями, а потом махнул рукой, веля ехать. Стражи, кроме тех, кто остался свернуть ткань летающего шара, последовали за ним. Америго тоже поскакал за калифом, но обернулся и кивнул, давая понять Леонардо, что они еще поговорят — позже.

— Едем, — сказал Сандро.

— Я никогда прежде не ездил на таких зверях, — сказал Леонардо.

— Ну так тебе следует научиться. Калиф ездит много, порой до двух сотен миль без остановки, словно не нуждается ни в еде, ни в воде, ни в отдыхе. Он сам такой, как его верблюды… Смотри, я покажу, что делать.

— Пузырек, — сказал Леонардо. — Как тебя занесло сюда?

— Сперва позволь помочь тебе сесть на твоего скакуна.

— Что у тебя за новости? Я должен знать и ждать не могу. Увидеть тебя здесь — это как… как чудо.

— Не такое уж и чудо, — хмыкнул Сандро. — Чудо произойдет, если ты, не умея управлять своим скакуном, попробуешь ехать за калифом. Будь внимательнее, и обещаю, я тебе все расскажу. — Он оглянулся на воинов, которые разрезали оболочку шара и грузили ее на верблюдов. — Они сейчас отправятся, а мы не можем позволить себе потерять караван из виду — одним нам долго в этих местах не прожить.

— Караван?

— Сам увидишь.

И Сандро показал ему, как заставить верблюда опуститься на колени. Леонардо вскарабкался в седло — обыкновенную деревянную раму, накрытую ковриком, — и по совету Сандро зацепился ногой за переднюю луку. К задней луке были привязаны мех с водой, одежда и меч в импровизированных ножнах из полотна, — еще один дар калифа. У Леонардо голова пошла кругом, когда его верблюдица поднялась во весь рост — сперва на передние, потом на задние ноги, едва не выбросив при этом Леонардо из седла. На шаре он чувствовал себя в большей безопасности и куда менее странно.

Потом Сандро тоже взобрался на своего верблюда, который испустил душераздирающий, почти человеческий стон.

— Ему не тяжело, — пояснил Сандро, подводя верблюда к Леонардо. — Он частенько вопит просто так, чтобы прочистить горло.

— Что мне теперь делать? — спросил Леонардо; ему чудилось, что он оседлал скалу, которая дышит, колышется и пахнет кипящим молоком. Но тут же он заговорил о другом, потому что терпение его иссякло: — Расскажи же мне свои новости!

— Никколо Макиавелли жив, — сказал Сандро. — Это облегчит твою ношу, милый друг.

— Слава богу! — воскликнул Леонардо.

Радость и облегчение переполнили его — и сменились печалью; он расплакался, как ребенок, не в силах сдержаться. И одновременно он ощутил страшную усталость, словно это известие истощило все его силы.

— Леонардо, что с тобой?

Да Винчи взял себя в руки.

— Где… где ты его видел? И как? Расскажи мне все, что знаешь!

Пока он говорил, отъехал последний из калифовых стражей; верблюды их были нагружены большими тюками ткани.

— Я видел его в Константинополе, — сказал Сандро.

— С ним все в порядке, он здоров?

— Он жив, Леонардо. — Сандро указал на отъезжавших стражей. — Нам пора ехать.

Он объяснил Леонардо, как хлопать верблюда по шее палочкой, чтобы задать ему направление, и как регулировать аллюр шенкелями. Верблюды двинулись, и Леонардо показалось, что он вернулся на палубу «Надежного» — ощущение оказалось сродни морской качке.

Чувствовал он себя довольно неуютно, хотя и не видел необходимости цепляться для надежности за луку седла.

— Сандро…

— Ты хорошо едешь, Леонардо. Калифа это позабавит.

— Позабавит?

— Да, Леонардо, он находит тебя весьма забавным. Вероятно, он увидел твою истинную сущность сквозь поверхностную серьезность и напыщенные манеры. — Сандро невиннейше улыбнулся. — Ты знаешь, Лоренцо…

— Лоренцо меня не интересует! — оборвал его Леонардо. — Прекрати играть со мной и рассказывай все, что знаешь. Ну?!

Сандро смотрел прямо перед собой, словно ему было трудно говорить.

— С родственницей калифа, твоей последней наложницей, султан Мехмед обращается как с почетной гостьей. Она принимала меня точно турецкая королева. — Он помолчал и добавил: — А Никколо в тюрьме Порты, словно убийца или обычный вор. Айше никак не может помочь ему.

Сандро вздохнул, точно избавившись от бремени.

— Хотел бы я знать, сильно ли она старалась.

— Леонардо, она сделала все, что смогла. А, ты думаешь, из-за того, что ты отверг ее…

— Нет, конечно же нет.

— Она сказала Мехмеду, что Никколо — любимец калифа, что за него предложат хороший выкуп…

— Мехмед поверил?

— Может, да, а может, и нет. Кто поймет, что движет властителями?

Они ехали так, чтобы видеть охрану калифа, хотя порой всадники и исчезали в низинках. Вокруг тянулись нагромождения из песка и камней, лишенные повествующих о жизни следов, — ни газелей, ни ящериц, ни птиц, ни крыс, лишь гротескные фигуры из слипшегося песка да высокое пустое небо, сухое, как сломанная скорлупа яичка малиновки.

— Скажи, как выглядит Никколо? Его кормят? Он не болен, не ранен?

— Леонардо, он жив. Это все, что я знаю. Удовлетворись этим, иначе ты изведешь себя до смерти.

Сандро был прав, и Леонардо постарался не думать о деталях, но ужасные подробности плена Никколо непрошено лезли ему в голову — словно мальчик испытывал все муки Христа.

— Я и сам говорил с султаном Мехмедом, — продолжал Сандро, — и пытался выкупить Никколо от имени Лоренцо.

— Лоренцо позволил тебе?

— Нет. Он ничего не знал о пленении Никколо, я первым узнал об этом. Но я думаю, он наверняка согласился бы уплатить разумный выкуп.

— И что же султан?

— Он посоветовал мне не испытывать удачу.

— Удачу?

— Да, потому что он отдал мне Бернардо ди Бандини Барончелли.

Леонардо покачал головой: это имя было ему незнакомо.