себя, Леонардо спросил: — Так эта машина управляется парусом и веслами, как корабль?

— Нет, — сказал Куан, — на самом деле пользы от паруса и весел немного, но это все же лучше, чем ничего. Машина движется по милости ветра, потому-то мы так и торопились вылететь в назначенное время.

Леонардо вопросительно взглянул на него.

— Нам надо лететь на восток, — ровным голосом пояснил Куан.

— Зачем?

— На встречу с калифом, как я тебе и говорил.

— Нет, — возразил Леонардо, — ты сказал, что мы отправляемся на встречу с Деватдаром.

— Я сказал правду, маэстро. Ты конечно же встретишься с ними обоими.

— А почему в этой машине?

— Чтобы вдохновить чернь на битву. — Он тихонько засмеялся. — Поверь, рассказ о полете калифа обгонит нас.

— Но на самом деле калиф остался в Цитадели.

— Нет, Леонардо, я не солгал тебе. Он ждет нас.

— Где?

— Там, внизу. В пустыне.

— Как же мы отыщем его, если, по твоим словам, можем полагаться лишь на волю ветра?

— Нам помогут, уверяю тебя. Ты предпочел бы путешествовать с караваном?

Внизу под ними длинный караван бедуинов торил свой путь среди гальки и скалистых гребней к океану песка.

— Нет, — прошептал Леонардо. — Но зачем тебе было изображать калифа?

Куан засмеялся:

— Затем, маэстро, что калиф боится. Ему не по себе даже на башнях дворца. — Немного помолчав, Куан продолжал: — Ты, кажется, удивлен, маэстро? Не стоит удивляться. Мы в небе. К чему здесь правила и законы земли? Это область правды. Здесь нет этикета. Здесь мы воистину братья; возможно, даже больше чем братья. Здесь мы — одно. Одно и то же. — Интонация его изменилась. — Но когда мы вернемся в мир, маэстро, все станет как прежде и я убью тебя так же просто, как питаю вот этот огонь.

Леонардо не ответил. Он просто смотрел вверх, в кобальтово-синюю высь; и Куан сказал:

— Я думал — может быть, ты захочешь что-то подправить в моем изобретении.

— Твоем изобретении?

— Ну, вообще-то подобные вещи известны в моих краях. Но там они — не более чем детские игрушки. Как видишь, я их улучшил.

— Ненамного, — сказал Леонардо.

Куан поднял брови.

— Ты же сам сказал, что твой шар летит по милости ветра, — пояснил Леонардо.

— И тем не менее представляешь, каким он может быть грозным оружием?

Представить это Леонардо мог. Однако это была совсем не та летающая машина, что грезилась ему. Над его руками не было крыльев. Этот шар находился во власти не столько человека, сколько стихии. Но, возможно, если его, Леонардо, машину обручить с этой — машущие крылья и направляющий руль перехватят власть у стихии.

Шар начал опускаться, и Куан подбросил в жаровню топлива. В тряпичную оболочку повалил горячий дым. Потом, когда они оказались достаточно высоко, китаец сказал Леонардо:

— Выбрось канаты.

— Зачем?

— Для балласта. Я велел их втянуть, когда мы взлетали, иначе кто-нибудь мог бы ухватиться за них и выдернуть нас из корзины. На небольшой высоте канаты заменяют балласт и помогают не упасть вниз. А ночью, когда ничего не видно, по канату можно определить, когда начнется возвышенность.

— Изобретательно, — признал Леонардо.

Вдвоем они выбросили канаты через край корзины.

Интересно, подумал Леонардо, сколько же времени длится их полет. Ему казалось — несколько минут, но он знал, что на деле гораздо дольше, потому что Каир уже исчез из виду, поглощенный пустыней, и он, как ни силился, не мог разглядеть голубой полосы Нила. Дымка затрудняла обзор — землю окутал туман.

— Как работает этот шар? — спросил Леонардо.

— Полагаю, — сказал Куан, — что подъем ему обеспечивает черный дым. Поэтому мы используем щепки и солому для той большой печи, из которой наполняется оболочка.

— А не может подъем вызываться жаром?

Куан пожал плечами:

— Логичней предпочесть дым жару.

Леонардо сделал запись в своей книжке. Он был уверен, что все дело именно в жаре, но это он еще успеет выяснить… если благополучно приземлится. Вокруг было сыро, словно их вместе с шаром поглотил густой влажный туман.

Куан вытянул руки и сжал кулаки, точно пытаясь ухватиться за край тумана.

— Какое разочарование — узнать, что облака сотворены… — он пожал плечами, — из ничего. Я, как ребенок, верил, что, если смогу подняться к ним, смогу и прогуляться по ним. Мне казалось, что это небесные страны, и я ни о чем так не мечтал, как исследовать их.

Леонардо не знал, что на это сказать. Он всегда терялся, когда люди открывались ему. Он и подумать не мог, что Куан такая романтичная натура… но ведь они покинули мир законов и правил. Ветра не было, и Леонардо подумалось, что происходящее больше похоже на сон, чем на настоящий опыт. Казалось, внизу время остановилось, словно принадлежало лишь вечности, а для самого Леонардо превратилось в грезу; он не ощущал бега времени, осталась лишь бесконечность пустыни, такой слепящей белизны, что резало глаза, и небо, которое было миром само по себе — в один миг ясное, в другой пасмурное и облачное. И вдруг из тумана появился призрак — отчетливый, словно отражение в зеркале.

Поодаль летел еще один шар.

— Смотри, — сказал Леонардо Куану. — Вон там, видишь?

Куан посмотрел и кивнул.

— Кажется, еще кто-то повторил твое изобретение. Лучше нам держаться от них подальше.

Леонардо уже готов был взяться за весла, когда Куан сказал:

— Нет, маэстро, не бойся. Это только мираж.

— Мираж?

— Оптическая иллюзия. Такое можно увидеть и в пустыне. Будь я суеверен — счел бы его дурным предзнаменованием.

Леонардо во все глаза смотрел на далекий шар.

— Помаши фигуре, которую видишь в корзине, — предложил Куан. — Она тебе тоже помашет, потому что это ты и есть!

Леонардо так и сделал. Фигура передразнила каждое его движение.

— Вот видишь, — сказал Куан.

И тут шар подхватило сильным порывом ветра, налетевшего с запада. Видение рассеялось. Корзина бешено раскачивалась, и Куан крикнул Леонардо перейти на другую сторону — для равновесия. Однако ветер яростно трепал шар, раздирая в клочья верхнюю полусферу, оторвав вышитую голову верблюда. Шар тут же начал падать. Куан и Леонардо бросали в жаровню топливо, металл покраснел от жара, язычки пламени плясали над жаровней. Корзина кренилась и дрожала под порывами ветра. Шар стремительно снижался, однако даже теперь Леонардо казалось, что он неподвижен — это пустыня двигалась, летела им навстречу, чтобы нанести свой мягкий и смертельный удар.

— Сбрось все, кроме воды! — крикнул Куан.

Однако было поздно: пламя перекинулось на веревки, соединявшие корзину с шаром. Куан гасил огонь, как мог, а Леонардо влез было на сеть, как на корабельные ванты, чтобы потушить огонь и там, но от