— Расскажи об Айше.

— Что ты хочешь знать?

— Она спрашивала обо мне?

— Ты любишь ее, Леонардо?

Леонардо одарил друга ледяным взглядом, но ничего не ответил.

— Значит, ты тревожишься за нее?

— Да, Пузырек.

— Она просила передать тебе, что любит тебя, хотя и уверена, что ты должен возненавидеть ее за то, что она забрала Никколо. Она простирается перед тобой ниц.

— Не этого я хотел, — сказал Леонардо.

— А чего же?

Леонардо не ответил. Вдали видны были сотни черных шатров. На пустынной чахлой траве паслись кони и верблюды, несколько пальм распустили свои метелки, словно рогоз в зимнем мертвом саду. У шатров было заметно какое-то движение.

Сандро выругался.

— Что такое? — спросил Леонардо.

— Они снимают шатры. Я-то надеялся, что мы отдохнем здесь хотя бы одну ночь.

— Куда они направляются?

— Ты хотел спросить, Леонардо, куда направляемся мы? Этого-то я как раз и не знаю.

Они скакали всю ночь, пока не добрались до деревни поблизости от Акабы, на северо-восточной оконечности Красного моря. Тысяча всадников на конях и верблюдах пронеслась через селение так, словно брала его штурмом. Там жили верные калифу воины, и их костры из колючек трещали в сухом воздухе.

Только что рассвело, и небо было серовато-розовым. Здешние края были в основном равнинными, хотя поодаль виднелась низкая гряда холмов, неясная, как туман, лишь немногим темнее неба. Скоро, впрочем, солнце развеет рассветные призраки и небо станет чистым и прозрачно-голубым.

Леонардо чувствовал сильный аромат кофе и сладковатый запах жареной баранины и риса, похожие на едва ощутимые благовония. Верблюды ревели, плевались и старались вырвать колышки, к которым их привязали, но солдаты были начеку. Они поднялись навстречу своему калифу, обнажив в приветствии клинки. В мгновение ока они повскакали на коней и верблюдов, рубя ятаганами воздух, — звук походил на шорох летящих стрел. Женщины в покрывалах выглядывали из черных шатров, любуясь забавами мужчин; шлюхи с окрашенными хной ладонями — те, что не носят покрывал, — выбежали на площадь, готовые отдать новой потехе свои тела, еще измятые сном и не остывшие от прежних трудов: в лагере мамлюков были важные гости, три тысячи солдат персидского царя Уссуна Кассано, вождя Аккойнлу — племени Белого Барана, повелителя Персии.

Гости привезли свои припасы, слуг и женщин; говорили, впрочем, что персидские женщины сражаются рядом с мужьями подобно амазонкам древности и, если верить рассказам, они куда яростнее мужчин.

Так что шлюхам приходилось вести себя осторожнее.

В поросшей финиковыми пальмами долине стояли лагерем десять тысяч человек, включая парфян, грузин и татар, присягнувших на верность Уссуну Кассано.

Посреди всей этой суматохи стоял воин. Стоял, спокойно озираясь и уперев руки в бедра, словно радуясь крикам всадников и свисту их клинков, мелькавших совсем рядом с его головой. Серебряное кольцо с сердоликом блестело на мизинце его правой руки, отражая свет ближнего костра.

Он был выше всех, кого Леонардо доводилось видеть, — по меньшей мере в сажень ростом; его серые, чуть раскосые глаза были полуприкрыты тяжелыми веками. Он больше походил на рослого монгола, нежели на царя Персии. Одет он был в дорогой алый шелк, куртка простегана так плотно, что стрела не смогла бы пробить ее. Зеленый тюрбан на его голове показывал, что он тоже причислял себя к «шариф» — наследникам пророка; вооружен он был ятаганом и парой пистолетов. Его окружали конные телохранители — седла у них были меньше и легче, чем когда-либо видел Леонардо, стремена гораздо короче египетских. Но ездили верхом эти люди как никто — исключая, быть может, монголов. Они могли остановить коней в мгновение ока. Этим и забавлялись они сейчас вокруг Уссуна Кассано. «Может быть, таким и был Голиаф?» — спросил себя Леонардо.

Сидя на своих верблюдах, Сандро и Леонардо издалека наблюдали за этой сценой. Сандро сказал, что до него доходило много слухов о персидском царе и что, конечно же, этот великан не может быть никем иным, как Уссуном Кассано.

— Об Уссуне Кассано мне рассказывал сам султан Мехмед. Великий Турок и его сыновья завоевали Персию. Я своими глазами видел голову Зейналя, сына Уссуна Кассано, убитого в бою пешим солдатом. Великий Турок держит ее в стеклянном сосуде. Ее наверняка забальзамировали — выглядит она как живая. И глаза из цветного стекла. Весьма реалистично.

Леонардо покачал головой:

— Я бы не стал рассказывать об этом вон тому великану.

— Я рассказал калифу. Уверен, он лучше знает, как использовать эти сведения. Однако султан может быть и воплощением цивилизованности. Я видел, как он щадил врагов. Победа над персами досталась ему нелегко. Они выиграли несколько битв и, перейдя Евфрат, устроили туркам резню. Но Уссуну Кассано хотелось еще и унизить турок. — Сандро пожал плечами — излюбленный его жест. — Кассано загнал их в горы. Однако Мехмед и его сыновья перестроили войска и обратили персов в бегство. Послушать Мехмеда, так то был не просто бой, но полное унижение Уссуна Кассано, который бежал с поля битвы, как трус. — Сандро говорил тихо и по-итальянски, чтобы его не поняли. — Правда, Мехмед утверждает, что потерял всего тысячу человек, а я слыхал, что счет близок к четырнадцати тысячам.

— А каковы потери персов?

— Думаю, такие же. Потому-то мы и скакали всю ночь. Боюсь, Леонардо, время, когда мы сможем поспать хоть несколько часов, еще далеко.

— Ты, кажется, разбираешься во всем этом лучше меня, Пузырек.

— Будь здесь Никколо, он разобрался бы еще быстрее. У египтян и персов общий враг. Им имеет смысл драться вместе.

— Но если Уссун Кассано пришел сюда, значит, он видит в калифе союзника?

— Ага, и ты кое-чему научился у наших хозяев-язычников. Вот видишь, опыт — отец премудрости.

Сандро нервно хохотнул, словно смущенный сказанной банальностью, но Леонардо не слышал его. Он был вымотан до предела и заблудился в воспоминаниях, в грезах о Джиневре и Симонетте, о Никколо и Айше. Сандро опешил и смолк.

Крики и свист мечей прекратились; верблюдов и коней снова привязали к колышкам; шлюхи нашли клиентов. Все пришло в движение: рабы разводили костры, солдаты ставили палатки, болтали, расхаживали повсюду и ссорились; блеяли овцы перед тем, как им перерезали горло, — и за час с небольшим было приготовлено угощение на десять тысяч человек.