И над всем этим маячил призрак Хью. Но Флора не могла позволить себе думать о Хью, потому что каждый раз это заканчивалось потоком бессмысленных слез.
«Если бы ты была Розой, тебя не волновало бы, что подумают о тебе Армстронги. Ты бы просто попрощалась и уехала, не оглядываясь назад».
«Я не Роза».
«Если бы ты была Розой, тебе не надо было бы искать работу и стоять на автобусных остановках. Ты могла бы всю жизнь ездить на такси».
«Я не Роза».
Все были очень внимательны к ней. Изабель передала привет от Энтони, которому она специально позвонила в Эдинбург. Джейсон собрал для Флоры несколько растрепанный букет цветов, а Анна Стоддарт прислала темно-розовую азалию с запиской:
«Мне очень жаль, что вы заболели. Надеюсь, выздоровеете к пятнице. Мы с Брайаном шлем наилучшие пожелания.
— Это из ардморской оранжереи, — сказала Изабель. — У них замечательная оранжерея, я просто не могу не завидовать Анне. Роза… Роза, ты опять плачешь.
— Я ничего не могу с собой поделать.
Изабель вздохнула и потянулась за бумажной салфеткой.
Сестра Маклеод пришла показать, как идет работа над ее бальным платьем.
— Видишь, я пришиваю подкладку. Она придаст юбке объем. Думаю, надо сделать поясок. Миссис Уотти нашла перламутровую пряжку, она тоже пригодится.
Таппи распорядилась, чтобы Уотти срезал свежие розы, и поставила их в вазу. Изабель принесла ее Флоре со словами:
— От одной больной — другой.
— Хью каждый день приезжает к Таппи? — спросила Флора у Изабель.
— Нет, теперь уже не каждый день. Только когда оказывается неподалеку. А почему ты спрашиваешь? — В ее голосе слышался смех. — Хочешь его увидеть?
— Нет, — сказала Флора.
Утро четверга предвещало чудесный день. Флора проснулась от яркого света. За окном светило солнце, голубело небо, а крики чаек напоминали о лете.
— Какой день! — воскликнула сестра Маклеод, зайдя, чтобы раздернуть шторы, забрать остывшие бутылки с горячей водой и перестелить постель.
— Я встану, — сказала Флора, которой наскучило лежать в постели.
— Нет, нельзя этого делать, пока доктор Кайл не разрешит.
Флора мгновенно упала духом. И зачем только сестра упомянула это имя? Несмотря на прекрасную погоду, она почувствовала себя несчастной, но это уже не имело отношения к болезни. Причиной ее унылого настроения были все те же старые проблемы, и прежде всего непростительная фраза, которую она сказала Хью. Чувство вины висело над ней, как острый меч, и Флора знала, что не избавится от него, пока не отыщет способа извиниться.
От одной мысли об этом ей сразу стало плохо, и она снова скользнула под одеяло. Сестра Маклеод бросила на нее цепкий взгляд.
— Тебе не стало хуже?
— Нет, — хмуро отозвалась Флора.
— Как насчет завтрака? Я попрошу миссис Уотти сварить тебе манную кашу.
— Если вы принесете мне манную кашу, я выброшу ее в окно, — холодно заявила Флора.
Сестра неодобрительно покачала головой и пошла на кухню сказать, что, по крайней мере, одна из ее пациенток пошла на поправку.
Изабель принесла на подносе завтрак — на всякий случай не слишком обильный: подсушенный хлеб, джем и китайский чай.
— И почта для тебя, — сказала Изабель.
Она вынула из кармана кардигана открытку и положила на поднос картинкой вверх. Флора увидела голубое небо, ярко-зеленые каштаны и силуэт Эйфелевой башни. Париж?
Озадаченная, она перевернула открытку. Адрес был написан неровными расползающимися буквами: «Мисс Розе Шустер, Фернриг-хаус, Тарбол, Арисейг, Аргайл, Шотландия». На свободном пространстве едва уместился текст, мелким почерком:
«Я обещала, что напишу. Как здорово что мы встретились. Решила задержаться здесь на пару дней по пути на Спеце. Посылаю открытку в Фернриг, потому что почти уверена, что ты там, и кто знает, может, выйдешь замуж за Энтони. Передай ему привет от меня».
Ни подписи, ни даты.
— От подруги? — спросила Изабель.
— Да. От подруги.
Хитрая сестрица. Изабель никогда не стала бы читать чужую почту, но даже если бы прочла, то все равно ничего бы не поняла. Флора швырнула открытку в корзинку для бумаг. Изабель озабоченно наблюдала за ней.
— Тебе не хуже?
— Нет, — заверила ее Флора.
Она намазала ломтик тоста джемом и жадно откусила.
Когда скромный завтрак был съеден, Изабель унесла поднос, и Флора снова осталась одна. Открытка от Розы расстроила и рассердила ее одновременно. Флора ненавидела себя. На душе было мерзко. Она вдруг поняла, что только один человек способен поднять ей настроение.
Флора встала с постели и, не дожидаясь ничьего позволения, начала одеваться. Она решила пойти и поговорить с Таппи.
Джесси Маккензи вернулась из Портри. Ее старая мать, которая слегла в постель, передумала умирать. Неожиданное выздоровление было связано не со своевременным приездом заботливой дочери, а с визитом соседки, которая, заглянув навестить больную, сообщила новость, что Кэти Мелдрум, мать косоглазого Гэри, снова ждет ребенка. Этой бесстыжей девице не было дела ни до презрительных взглядов соседей, ни до мягких увещеваний священника. И пока она нахально разгуливала с выпирающим животом, кумушки оживленно обсуждали, кто может быть отцом ребенка. Большинство склонялись к тому, что это Робби Маккрей, брат констебля, но в разговорах мелькал и матрос из Кинлохберви, который уже был женат и имел детей.
Такое нельзя было пропустить. Нечего и думать о том, чтобы умереть до того, как разрешится эта загадка. Старушка села в постели, стукнула палкой по стене и, когда дочь вошла, потребовала еды. Через два дня она встала на ноги и отправилась собирать сплетни.
Джесси решила, что можно спокойно возвращаться домой.
Ее домом была старая рыбацкая хижина на окраине Тарбола — там она жила вместе с братом, который работал грузчиком в коптильне. Каждое утро Джесси поднималась по крутой улице к дому доктора, где отвечала на телефонные звонки, записывала сообщения, болтала с проходящими торговцами, сплетничала с соседками и пила чай. В промежутках между этими разнообразными занятиями Джесси жизнерадостно топала по дому, скорее принося грязь, чем убирая ее, стирала доктору белье и готовила ужин.
