— Идите с высоко поднятыми руками. Малейшее движение руки к комбинезону — стреляем. Кто вы?!

— Я уль Карпий, капитан космолета.

— Надо же, — сказал Ки-ол в сторону. — Можете приблизиться, уль Карпий, — добавил он в мегафон. — Руки высоко вверх.

Все мы видели, как медленно приближается в луче прожектора Карпий с высоко поднятыми руками. Наконец он осторожно «перевалил» два первых, более низких кольца баррикад, осторожно поднялся к нам наверх и вместе с Ки-олом и мною спустился вниз. Ки-ол включил слабый прямоугольный фонарь.

— Сдайте оружие, уль Карпий, — сказал Ки-ол.

Карпий достал из кармана пистолет, и в ту же секунду его рука была перехвачена стоящим рядом повстанцем.

— Извините, — сказал Карпию Ки-ол.

— Здравствуйте, уль Карпий, — сказал я. Он внимательно поглядел на меня и кивнул. Потом все же добавил:

— Долгой жизни… уль Митя.

— Садитесь, — сказал Карпию Ки-ол, и тот опустился на один из ящиков под баррикадой.

— Цель вашего визита? — спросил Ки-ол. — Откуда вы?

— Я от Горгонерра.

— Буквально «от»? Вы парламентер?

— О нет. Я от квистора в том смысле, что до прихода к вам находился в его распоряжении под землей.

— Вы бежали?

— Нет, это сложно. Я отпущен. Как лазутчик.

— С вашим-то чином?

— И тем не менее.

— Ваши личные цели, если уж вы признали, что отпущены квистором в роли лазутчика.

— Я не намерен возвращаться.

— Точнее. Вы принимаете нашу сторону?

— Не целиком, но да.

— Что значит «не целиком»?

— Буду откровенным. Я не испытываю симпатии к Горгонерру, но я и не разделяю целиком цели и задачи повстанцев.

— Думаю, — сказал Ки-ол, — что вы представляете их недостаточно ясно. Но дело не в этом. Что же привело вас к нам, если вы не до конца с нами? Ощущение, что вы проиграли?

— Нет. А точнее — одно обстоятельство, связанное с тем, что мы, как вы выразились, проиграли.

— Что же это за обстоятельство?

— Горгонерр и его окружение сами определят момент, когда смогут сказать: мы проиграли. По моему ощущению — это вопрос дней. И тогда возможен внезапный вылет квистора. Я тоже должен был бы улететь. Но я этого не хочу.

— Почему?

— Извините за красивые слова, но я связан с Политорией, я люблю ее и не хочу жить на чужой планете. Ваше дело, как решить мою судьбу, — оставить меня здесь или уничтожить, но я сказал то, что считал нужным. Кстати, в эти дни будьте особенно бдительны: квистор намерен заслать к вам лазутчиков, чтобы взорвать нижний Тарнфил…

Ки-ол, сказав Карпию спасибо, кивнул, но по его лицу я угадывал то, о чем думал и сам: заявляя о возможном броске Горгонерра в космос и о засылке лазутчиков, Карпий как бы открывал нам важную тайну, как бы: такая тайна была известна руководству повстанцев и без откровений уля Карпия.

Вновь заработал мой коммуникатор. Это был папа.

— Я уже направляюсь домой, — сказал я. — Через пару минут.

— А я хотел бы выйти тебе навстречу.

— Не разминуться бы. Спроси у кого надо, как идти. Слыша наш разговор, Ки-ол потыкал пальцем себя в грудь.

— Папа, слушай внимательно.

— Уль Владимир, — сказал ему Ки-ол. — Рад с вами познакомиться, хотя бы таким образом. Я — Ки- ол, тренер.

— И я рад, — сказал папа.

— Вам следует свернуть от дома влево, до первого перекрестка, пойти направо до пятого перекрестка и, свернув налево, идти уже только прямо. Соответственно, ваш сын выберет обратную фигуру пути. Запомнили?

Они попрощались, и Ки-ол сказал Карпию:

— Некоторое время, уль Карпий, вы будете здесь, в моем отряде. Позже вы встретитесь с нужными вам представителями повстанцев. Кстати, где, по вашим сведениям, находится а, Урк?

— Он в убежище Горгонерра, — сказал Карпий.

— Извините, сейчас я вернусь.

Ки-ол проводил меня вниз по лестнице.

— Счастливого пути, — сказал он мне.

— Спасибо, — сказал я. — Как вас вызывать по коммуникатору? Мало ли что.

Он сказал, и я медленно побрел по магистральной улице. «Небо» над подземным Тарнфилом было невысоким (хотя и ярко освещенным), проще говоря — не небом, а потолком. Город с таким ярким «небом» и ярко освещенными витринами магазинов был все-таки унылым. Может быть, поэтому городские, местные, «подземные» власти старались хоть как-то его оживить. В изящных каменных кадках здесь и там виднелись цветы, а на шести магистральных улицах даже росли посередине невысокие деревья с розовой, синей и желтой листвой. В девяти точках пересечения основных магистралей было нечто вроде круглого скверика со скамейками, цветами и фонтаном посередине.

Я свернул на другую улицу, которая через несколько кварталов должна была пересечь магистральную, и уже издалека увидел скверик с фонтанчиком. Когда я покидал Ки-ола, начало светать, наступало утро, и я не очень удивился, увидев издалека, что на скамейке сквера спиной ко мне сидит политор, подойдя ближе, я рассмотрел, что это женщина: это мирное сидение в такое раннее утро вдруг показалось мне странным, однако я решил не обойти скверик по внешнему «ругу, а пересечь его по имеющейся крест-накрест дорожке. Женщина в цветастом платье и широкополой шляпе, когда я подходил, сидела, опустив лицо на грудь. Я уже почти обогнул фонтанчик так, что еще три шага, и он бы оказался между мной и этой женщиной, как вдруг услышал: «Долгой жизни» и, резко оборачиваясь, я по голосу уже знал, что это а, Урк. Я замер, а он встал со скамейки, потряс каким-то большим мешком вроде рюкзака, бросил его на скамейку и, широко улыбаясь и не двигаясь с места, сказал:

— Какая чудесная встреча, а? Рано утром, когда на травке появляется роса, а птички галли прочищают свое горлышко…

Мы оба не двигались. Я просто окаменел от неожиданности, при этом как-то ощущая, что если я сдвинусь с места, то уж точно не для того, чтобы дунуть бегом по улице: он бы меня догнал запросто. Вероятно, знал это и он. Он «сдвинул» меня с места тем, что сделал шаг к ограде вокруг фонтана, а потом еще один — в мою сторону. Я быстро сделал по кольцу два больших шага в сторону от а, Урка, так что мы оказались на разных концах диаметра круга, а между нами был фонтан. Ясно было, что если он рванется ко мне, то это будет гонка по малому кругу, где — я ощущал — у меня будет больше шансов, чем при беге попрямой. Его прыжок через фонтан был опасен, но тоже давал мне время для рывка. Он стоял, не делая пока никаких движений.

— Я был глуп, а, малыш? — сказал он. — Ведь верно, я был глуп, желая обменять тебя на Орика? Мозга за мозгу зашла от радости, что я так ловко увильнул от калихарских глупышек-повстанцев. Да и ситуация сейчас другая. Что Горгонерру Орик? Вполне возможно, что влюбленные в тебя и твоего папочку