Залешанин сказал нерешительно:
— Окромя разрыв-травы мне бабка еще одну штуку дала… Жаль только, вонючая, толку от нее…
— Что за штука? — спросил Рагдай с надеждой.
— Так, ерунда…
— Ерунда, а все-таки?
— Да так… Можно на время принять личину другого человека.
Рагдай присвистнул недоверчиво:
— Обернуться?
— Да нет, не обернуться. Останешься тем же, но другие тебя будут видеть как будто ты коза или собака…
Рагдай не понял:
— Почему коза?
— Да так, к слову пришлось. Но какие козы или собаки во дворце? А столбом прикинуться, так столбы не ходят…
Рагдай сказал все еще удивленно:
— Да столбов тут и без нас хватает. Но если прикинуться… казначеем? Нет, сразу попадемся. Стражами?.. Тогда спросят, почему не на месте. А где наше место?.. Служанками разве что…
Залешанин оскорбился:
— Бабами? Ни за что.
— А если красивыми? — спросил Рагдай раздумчиво.
— Тем более. Еще какой хмырь за зад схватит! А то и… Нет, ни за какие пряники.
Рагдай согласился со вздохом:
— Пожалуй, не сумеем. Но кто ходит везде свободно, и не замечают, в разговоры стараются не вступать?.. Ура, надо перекинуться евнухами.
Залешанин спросил подозрительно:
— А это кто?
Рагдай поперхнулся готовым ответом, сказал значительно:
— Те, кто поют тонкими голосами. Они важные персоны при дворце! Им разрешено даже входить к женам императора.
— Прямо в гарем? — восхитился Залешанин. — Давай в этих, которые поют… Только я петь не буду.
— Здесь нет гаремов, — ответил Рагдай. — Тебе бы дальше на Восток… Как, говоришь, оборачиваться?
— Принимать личину.
— Пусть личинится. Как?
Залешанин в затруднении развел руками:
— Как принимать личину пня, она объяснила. Погляди, грит, на пень, представь, что ты такой же, потом отхлебни из этой баклажки… Вот она. Цела, зараза… Ну, пнем просто, никаких трудов, это ж все едино, что человек, что пень, или, скажем, прикинуться лосем. Вон ты и есть лось, тебе и рога без надобности, тут никаких трудов… А этим, который поет…
Затаившись в темной нише, они напряженно всматривались в темноту. Дважды проходили женщины, полумрак их не пугал, щебетали весело, от них пахнуло такой волной духов, что едва не лопнул, пока давил в себе страшный, как Змей Горыныч, чих. Рагдай всматривался в них чересчур внимательно, Залешанин на всякий случай показал ему кулак, ничуть не мельче, чем у витязя, а то и крупнее.
Мерно грохая сапогами, прошла стража, семеро закованных в дорогое железо богатырей. Не такой уж знаток Рагдай, подумал Залешанин сердито. Да и где ему все знать, больше напускает на себя, чтобы подбодрить его, лаптеватого…
По коридору гуляли сквозняки, запахи тянулись липкие, сырые, несмотря на разожженный в том конце громадный очаг. Там сидел, сгорбившись, старик, подкладывал поленья и лениво ворочал длинной кочергой.
— На сколько хватит твоего отвара?
— Да на пару глотков, — ответил Залешанин. Он взвесил на ладони баклажку. — А то и на один, если во всю пасть.
— Да нет, на сколько времени?
Залешанин почесал в затылке:
— Кто ж его знает… Это бабка не сказала, а спросить запамятовал.
— Ворона.
— От сокола слышу.
Раздраженные, всматривались в далекие фигуры, В глазах начали прыгать серые мухи. Согнутые в дуги