тонкую ткань, искоса взглянула на Залешанина. Вид у нее был не выспавшийся, чуточку разочарованный, будто всю ночь дежурила на казачьей заставе, ожидая нападения, а враг… ну, пусть не враг, а супротивник, не явился. Залешанин поспешно отвел взгляд. Она слегка улыбнулась, в глазах было странное выражение:
— Какой ты… благородный!
— Я? — удивился Залешанин.
— Ну да. Даже не попытался… ну, с этими вашими мужскими штучками…
— Штучками? — не понял он.
— Штучкой, — поправилась она. — Я, конечно же, отбивалась бы, пригрозила бы, может быть, даже царапалась бы… хотя нет, это слишком, но потом все же… Однако ты явил благородство, о котором поют менджнуны, но так редко встречается в жизни!
— Ага, — согласился Залешанин. Он звучно высморкался, попеременно зажимая большим пальцем то правую ноздрю, то левую, вытер рукавом нос. Чего-чего, а благородства на нем, как на шелудивом вшей. — Зяблик, что у тебя есть перекусить?
Мальчишка встрепенулся сонно:
— Да все то же. Хлеба малость, мяса остатки…
— Живем, — обрадовался Залешанин. — Давай, дочь кагана, уплетай за обе щеки! Дома, наверное, лопаешь только сало с медом?
— Мы сало не едим, — огрызнулась она.
— Бедные, значит, — понял он. — Да, это не гунны… Даже не печенеги! У тех сало есть почти всегда. Такие кабаны ходят… Морды — во!
Она к мясу и остаткам хлеба не притронулась, Залешанин и Зяблик проглотили с такой скоростью, что рядом оплошал бы и окунь, хватающий хитрого червяка, Зяблик собрал крошки на листок и ссыпал в рот:
— Хлеб беречь надо.
— Надо, — согласился Залешанин. Он поднялся. — Пора в дорогу.
— Я оседлаю, — подхватился Зяблик.
— Собирай мешок, — распорядился Залешанин.
Дочь кагана надменно наблюдала, как он споро взнуздал и оседлал коня, потом на ее лице проступило слабое удивление, а когда он вспрыгнул в седло, вовсе сменилось беспокойством:
— Ты… что?
— Еду, — ответил Залешанин бодро. — Делы, делы…
Она оглянулась в сторону своего коня, тот мирно пасся на краю поляны. Никто его и не подумал седлать, готовить в дорогу.
— Делы? — переспросила она. — Ты что, не понимаешь, что я… просто должна поехать с тобой!
Он удивился тоже:
— С какой стати?
Она в затруднении развела руками:
— Не знаю… Но так всегда делается. Да и как же ты один?
Он кивнул на мальчишку:
— Я не один.
Она оглянулась, в ее глазах наряду с легким отвращением промелькнуло понимание:
— А… ты, наверное, грек?.. Хотя это не обязательно, эллинов перебили, но их гадкие привычки выжили…
— Не до нашего же села, — возразил он. — Тоже мне, культура! Хотя слыхивал, как-то ехал грек через нашу реку… Сейчас его раки едят. Нет, я не настолько грамотный. Бывай, прынцесса! Что-то пыль клубится… Э, да тебя уже ищут! Надеюсь, твой батя, а не жених…
Он хлестнул коня, спеша убраться. Хоть княжьи, хоть каганьи гридни сперва накостыляют, потом начнут спрашивать: чего здесь оказался и что с княжной, то бишь, дочерью кагана, сотворил, что замызганная, будто таскал ее через печную трубу взад-вперед. И замучаю на всякий случай, чтоб уж сомнений не было…
Верст пять неслись, будто у коня полыхал хвост. Когда начал хрипеть и шататься, Залешанин чуть придержал, опасливо оглянулся. Мальчишка сказал настороженно:
— Вроде бы никого.
— Кто там был? Рассмотрел?
— К ней подъехало с десяток… Сперва хотели гнаться за нами, потом вернулись.
— Она вернула, — предположил Залешанин.
Мальчишка хихикнул ему в спину, спросил:
— А чего ты так… несся?.. Она добрая, хотя и старается быть злой.
Залешанин покачал головой: