Волк внезапно остановился. Переход от молниеносных прыжков к неподвижности был так резок, что все маги замерли, смотрели ожидающе. Волк стоял, как отлитая из металла статуя, даже шерсть не шевелилась под легким ветерком. Василию почудилось, что в желтых глазах мелькнула насмешка.

Вспышка, неуловимое изменение, на месте волка поднялся с четверенек некрупный согнутый старик, весь костлявый, с выпирающими ребрами, худыми чреслами. Ноги были худые и тощие. Он торопливо схватил со скамьи у портика чью-то хламиду, набросил на плечи, запахнулся, лишь тогда сказал раздраженно:

— Никто еще не придумал, как превращаться вместе с одежкой?

Маги молчали, потрясенные, а Василий с трудом отыскал свой голос, ставший противно тонким, без ноток властности:

— Кто ты, неведомый?

Старик, уже в хламиде, похожей на серый грязный халат, вытер лоб широким рукавом:

— Да вот.. фу… стар уже стал так скакать!.. Эх, где моя молодость… Меня зовут Опис. Странное имечко, но так звали моего далекого пращура, который… гм… словом, одна птаха шепнула мне, что… ну, вы собираетесь изобидеть одного из моей родни.

Он по-хозяйски сел, указал им на скамьи напротив. Маги послушно, как дети, сели, только Василий задержался, раздраженный, но пересилил себя, опустился напротив, голос его стал громче:

— Кто ты, назвавшийся Описом?.. Так в древности звали гиперборея… ставшего отцом древних богов Аполлона и Артемиды… Видимо, твой пращур. Что ты хочешь? Зачем разрушил мой сад?

Старик в великом изумлении пожал худыми плечами:

— Я? Я лишь гулял по нему, это вы его ломали и крушили… да еще с каким удовольствием! Правда, я сам люблю ломать и жечь…

Он мечтательно улыбнулся, зубы выглянули на миг не по-старчески белые и острые, клыки высунулись нестертые. По телу Василия пробежал недобрый холодок.

— Ладно, — сказал он, сердце ныло в предчувствии поражения, — ты показал свою мощь, старик. Хотя не думаю, что ты сильнее… Но и ты не сможешь повредить нам. Ибо наши источники мощи разные…

Внутренним слухом он различал слова, которые спешно составляют Укен и Шенг, даже Фивантрокл и другие маги опомнились, лихорадочно ищут щели в странной защите гиперборея. Теперь бы задержать разговорами, отвлечь сладкими словами, расспросами.

Старик отмахнулся:

— Да какие там разные.

Василий насторожился, сердце радостно застучало, спросил как можно небрежнее:

— Разве нет?

— Нет, — ответил старик победно, — вы тоже черпали оттуда же.

— Мы? — спросил Василий быстро, — но я не чувствую.

Старик сердито отмахнулся:

— А ты напрягись, напрягись! Тыщу лет черпали, а сейчас не могете?

Василий пробормотал:

— Тыщи лет?.. Когда это было?.. А, понимаю. То были не мы, наши предки.

— Пращуров надо уважать, — ответил старик сварливо. — Вот и недоуважались!

Он поморщился, очень уж тупо стучались в его незримый щит младшие маги, сдвинул брови, и троих магов швырнуло оземь. Василий успокаивающе взглянул на старика, мол, молодые да горячие, не сердись, а сам знаком велел продолжить, только потоньше, из-под укрытия. Рано или поздно щель отыщется, а тогда достаточно быстрого выпада даже слабейшего из магов. А против усилий двенадцати магов не устоит никакая мощь.

Разговаривая, старик взял в руки вазу, хмыкнул скептически, хотел было поставить обратно, но вдруг глаза расширились:

— Гляди, это ж никак Арпоксаю по зубам досталось?.. Ха-ха!.. А это рядом Липоксаю ногу перевязывают?

Он расхохотался, руки тряслись. Василий сказал обеспокоено:

— Осторожнее!.. Эта ваза стоит…

У странного старика даже слезы выступили от изнеможения. Не глядя, попытался поставить на место, она выскользнула из слабеющих пальцев. Василий сжался, ваза с сухим треском ударилась о мраморные плиты. Блестящие черепки разлетелись, как мелкие льдинки под ударом молота. Волхв, утирая слезы, пролепетал, кислый от смеха:

— Надеюсь, стоила не слишком дорого.. ха-ха… Что, в самом деле?… Никогда бы не подумал!… На что только золото уходит… А по дорогам сироты ходют.

Он оперся о стену, пальцы уперлись в роскошную картину, вышитую на тончайшем шелке, которую Василий за несметные сокровища получил из Египта. Не глядя, сдернул небрежно, вытер вспотевший лоб, звучно высморкался, отчего шелковая ткань вздулась парусом, отбросил как туго набитую подушку.

Василий ошеломленно и в ярости смотрел на это надругательство, а в свернутой кулем шелковой занавеси булькало, двигалось, переливалось, квакало гадко и утробно.

Маги стояли с каменными лицами. Старик покосился на них, голос был благожелательным: