Еще трое-четверо воспользовались его разрешением, но остальной народ то ли пришел просто полюбопытствовать, то ли колебался, но теперь вокруг церкви была толпа довольно плотная, однако вовнутрь уже не перли.

— Глядите! — вырвалось у кого-то из гридней испуганное.

Церковь начала подрагивать, слегка приседать, блеск ее крыши стал еще ослепительнее. Внезапно крыша словно бы разломилась, обе половинки приподнялись, а из-под них выплеснулись по обе стороны два рулона белой переливающейся ткани, развернулись в тончайшие полотна, вздрогнули, завибрировали, взвихряя воздух. Внизу послышались крики. Люди закрывались руками, ловили улетевшие шапки.

А странные крылья трепетали так быстро, что стали почти незримыми, только в воздухе смутно блистало нечто яркое, рассыпающее слюдяные блестки. Обе блистающие половинки крыши как вздыбились, так и застыли, а слюдяные крылья вибрировали все быстрее, церковь начала приподниматься…

Рядом с Владимиром кто-то охнул в ужасе. Церковь тяжело приподнялась в воздух, под ней мелькнуло шесть жутких крючковатых лап, тут же плотно прижались к блистающему металлом брюху, народ вокруг этой «церкви» свалило ветром, ползали на четвереньках, орали в ужасе.

Чудовище лишь мгновение висело на толпой, затем стало тяжело подниматься, наклонилось, торчащие жесткие надкрылья изменили наклон, и гигантский жук с грозным гудением унесся в сторону леса.

За конями дружинников тяжело тащился Белоян. Его шатало, шерсть на морде блестела от пота. Видя обращенные к нему белые безмолвные лица князя с воеводой, сказал вымученно:

— А я уж страшился, что нажрется так, что и зад не оторвет…

Претич икал не мог остановиться, всегда багровая рожа стала желтой, как у мертвеца. Владимир прошептал в страхе:

— Что это… было?

— Нет, — сказал волхв, — ты сперва ответь: здорово? Одним махом избавились от Поликтета, Петра Рукастого, бояр Синегорских, братьев Заречных… правда, младший остался, но совсем отрок… Да и почти все христиане.. ха-ха!… сейчас блуждают по кишкам, а выберутся только из кишечника в виде…

Претич перестал икать, дружинники рядом: хоть и сами в портки напустили, но воевода должен быть всегда бодр, он натужно хохотнут:

— В своем истинном виде.

На испуганных лицах гридней начали проступать неуверенные улыбки. А Претич и вовсе ожил: вверх по холму бежал растерянный и растрепанный священник с диким и труднопроизносимым для русского слуха именем. Споткнулся, упал, лежа погрозил кулаком вслед улетевшему жуку:

— Изыди!.. Это были штучки дьявола!.. Он может принимать разные личины, даже самого нашего Господа однажды сличинит так, что за ним пойдут народы, пойдет церковь, и во всем мире не останется таких, кто бы не поклонился Антихристу!..

Дружинники оживились, и меж христианскими богами, оказывается, бывают сражения, да еще какие, а Претич спросил с великим интересом:

— Вот как? Видать, крепкий мужик этот Антихрист. Все народы, говоришь, пойдут? Тоже, видать, церковь им осточертеет…

Владимир посмеивался, священник явно поражен и унижен. А Претич наслаждается победой, чванится, выпячивает брюхо.

— Все равно, — сказал Иван исступленно. — Все это поганое языческое… ну, честь, достоинство, верность слову — сметет вера Христа! Никто не станет погибать из-за любви, ибо Господь не потерпит, чтобы любили кого-то еще, окромя Его! Кто покончит с собой из-за какой-то там чести, оскорбленного достоинства… того будут закапывать, как собак, за оградой кладбищ! Главная ценность не какая-то там честь, а жизнь! Ради ее сохранения человеку разрешено предавать близких, народ свой, Отечество, отрекаться от любых святынь! А к словам «русский народ» будут обязательно добавлять «богобоязненный»!

Он орал, глаза выпучились, изо рта летела слюна. Владимир брезгливо отстранил коня. Да, пока честь дороже жизни, этой вере на Русь не прокрасться ни волком, ни лисичкой. Но разве людей могут настолько изничтожничать, что свою жизнь, которая и так длится недолго, провозгласят высшей ценностью?

Он с облегчением на душе рассмеялся:

— Ты успокоил меня, черный человек… Никогда этой вере рабов не прокрасться на Русь.

В трех конных переходах от Царьграда, на берегу моря стояла роскошная вилла. Когда еще грозные русы князя Олега высадились с моря и уничтожили все живое в окрестностях, сожгли дома, срубили деревья, засыпали колодцы — эта вилла осталась нетронутой. В роскошном саду не упал ни единый лепесток с удивительных роз, крупных и благоухающих, которые один из древних магов создал сам, своим умением. За крохотный заборчик, высотой ребенку до груди, не перелетела ни одна стрела, ни единая искорка, хотя вокруг все пылало, корчилось в пламени.

Архимандрит Василий, он же верховный маг, гостеприимным жестом пригласил гостей в сад, где ровными рядами тянулись кусты роз, от аромата прямо кружилась голова, а в центре сада высоко выбрасывал струи роскошный фонтан. Вода шелестела, струи рассыпались в воздухе, наполняя его свежестью и прохладой. Деревья красиво опустили ветви к земле, среди листвы вскрикивали птицы. Некоторые столь умело передразнивали людей, что то один маг, то другой останавливались в недоумении, вертели головами.

Василий сдержано улыбался, но внутри все плясало от радости. Впервые удалось собрать почти всех могучих магов в одном месте. Главное, явились и те непримиримые, которые упрямо не признавали церковь, объявившую себя святой. Уже столетиями скрывались, занимались магией тайно, постепенно мельчая, нисходя в ранг деревенских колдунов, и все надеялись на возврат старых времен, ибо на памяти были случаи, когда та или иная вера захватывала власть на столетия… вон магия злого Некруна длилась тысячу лет! — но все же чужеземцы либо уходили, либо исчезали…

Возле фонтана был крытый портик, не сколько от дождя, какие дожди в этих краях, а от жгучего солнца.