Колоксай, свирепый и вспыльчивый, никогда не рассуждающий.

Колоксай зашевелился, медленно сел. Взгляд его упал на сидящего у двери юношу. Скиф ответил прямым преданным взглядом, нежным и любящим. Олег поежился, один с черными как смоль волосами, у другого как потоки расплавленного золота падают на плечи, но глаза одинаково пронзительно-синие, яркие, светящиеся дивным огнем.

– Ты, – сказал Колоксай, – ты на троне, Скиф! Сможешь и править… здесь мудрые советники, и сможешь защитить вооруженной рукой! Ты станешь достойным правителем.

Скиф вскочил так резко, что стул за его спиной упал с грохотом.

– Я? Чтоб ненавидели меня?

Он уставился на Колоксая с великим изумлением, не веря, что человек, из-за которого он ушел от матери и теперь готовится отомстить, так его предал.

Олег с досадой хлопнул ладонью по столу. Получилось неожиданно звучно, все умолкли, смотрели на него.

– Что вы все о себе! – крикнул он раздраженно. – Боитесь, как бы чего не подумали?.. Чистенькими, незапятнанными хотите остаться? А о них подумали? Страна не может быть без сильного правителя!..

Колоксай напомнил:

– Ты однажды говорил, что может.

– Но не в этом мире, – сказал Олег еще злее. – Не в мире, где соседи только и смотрят, чтобы здесь власть ослабела, чтобы в Гелонии перестали точить мечи! Зачем твой сын строил толстые стены? Зачем укреплял крепости, готовил запасы оружия?.. Кто-то должен сесть на трон прямо сегодня. Я боюсь, что в соседних странах уже срочно седлают коней.

– Я не могу, – ответил Скиф глухим голосом. – Я на алтаре дал великий обет, что отмщу за убийство отца. Я не могу… и не хочу отказаться от клятвы. Это будет не по-мужски.

Колоксай после паузы сказал тихо:

– Сын… Я тебя очень люблю. У меня слезы на глазах, потому что я, оказывается, кому-то дорог… Мне всегда казалось, что я совсем лишний на свете! И меня никто никогда не любил. А я настолько жаждал этой любви, что однажды… Сын мой, много позже я понял, что я не должен был так делать. Это была моя вина…

Скиф закричал бешено:

– Что ты говоришь?.. Ты подумай, что ты говоришь? Она же убила тебя! Ты умер в корчах, в муках от яда!

Колоксай кивнул.

– Меня могла спасти другая женщина… я не стану называть ее имени, иначе ринешься мстить и ей, но я когда-то обидел и ее… и она… не стала. Мир жесток, Скиф. Одна жестокость вызывает другую. Ответную! Но первый камешек бросил я. И покатилась, покатилась лавина. Вот сейчас мы потеряли Гелона… Это тоже моя вина! Если вернусь в мир черного солнца и брошусь в ноги богам, умоляя поменять меня на Гелона, они только рассмеются мне в лицо! Ибо Гелон намного ценнее. Это вообще был самый ценный человек для рода людского. Но истинную ценность людей понимаем только после их смерти.

Скиф сказал тихо:

– Да, что-то подобное говорил мне этот волхв.

Колоксай оглянулся, Олег стоял далеко к ним спиной, наблюдал через окно за двором.

– Ты вообще к нему прислушивайся, – посоветовал Колоксай. – Прислушивайся, хотя речи его странные… И еще одна к тебе просьба, Скиф!

– Отец! – воскликнул Скиф. – Что просьба, ты должен отдавать приказы! Я выполню все-все, что скажешь. Броситься в огонь, воду, на острия копий…

Колоксай помолчал, боролся с собой, а когда заговорил, щеки его стали бледными, как у покойника:

– Это будет тебе трудно выполнить, сын мой…

– Отец! – воскликнул Скиф пламенно. – Всеми мыслимыми и немыслимыми клятвами клянусь, что выполню все, что велишь, что скажешь, чего захочешь!

– Это будет трудно выполнить, – повторил Колоксай. – Очень трудно. Олегу – легко, а тебе – очень трудно… Но ты уже дал клятву, что выполнишь! Я прошу тебя, сын мой, отказаться от мести.

Скиф сперва не поверил ушам своим. От окна повернулся Олег, зеленые глаза светились в полумраке, словно он стал лесным зверем. Колоксай смотрел печально.

– Отец, – прошептал Скиф, – ты в самом деле сказал то, что я услышал?

– Сын мой, – сказал Колоксай измученным голосом, – я прошу отказаться от мести, потому что месть иссушает душу. Я вдруг понял, что лучший способ отомстить врагу – это не походить на него. Не поступать так, как делает он. Прости ее.

– Отомщу, – ответил Скиф люто, – и сразу все прощу!

Он обернулся к Олегу. Колоксай тоже смотрел с надеждой. Олег чувствовал себя неуютно, меньше всего хотелось разбираться в таком зыбком деле, как человеческие отношения, мудрецу, который занимается всем человечеством сразу.

– Месть, – сказал он нехотя, – это блюдо, которое лучше бы есть холодным. Но Скиф подогревает его уже сколько лет… и все еще не подгорело! Я уже знаю, что самое жестокое мщение, когда пренебрегаешь самой возможностью отомстить… но, боюсь, это не для Скифа.

Скиф вспылил:

– Ты что-то совсем уже заумное лепечешь, волхв! Иметь возможность отомстить и… не отомстить? Ты меня совсем за дурака считаешь?

– Нет, – ответил Олег. – Не совсем.

Колоксай сказал печально:

– Кто мстит, часто жалеет о свершенном, но кто прощает – никогда не жалеет. Если ты осуществишь свою месть, у тебя больше не будет матери. Ты это понимаешь?

Скиф воскликнул яростно:

– Ее уже давно у меня нет! У меня есть ты!.. Ты, который говоришь такое… такое… Олег, что скажешь ты?

Олег подумал, сказал в затруднении:

– Колоксай вроде бы прав… Но, с другой стороны, если бы всякое зло бывало отомщено, то в будущем зла совершалось бы намного меньше. Зло, оставшись безнаказанным, порождает множество других зол…

– Вот-вот! Это ж я хотел сказать!

– С третьей стороны, – сказал Олег несчастным голосом, – надо определить, что такое зло. Ибо одни вполне искренне считают злом, другие так же искренне злом не считают. А чтобы все понимали справедливость наказания, нужно одинаковое понятие для всех.

Скиф вскинул сжатые кулаки к потолку, потряс ими с таким неистовством, что Олегу почудилось, будто закачалось все мироздание.

– Она виновата!!! – закричал он страшным голосом. – Она виновата в том, что убила моего отца!.. Теперь виновата еще и в том, что убила моего брата, которого я узнал совсем недавно, как никогда не знал… и полюбил больше всех на свете!.. И еще: она уничтожила эту страну. Она уничтожила счастье этих людей. Гелон с его умом и талантами мог поддерживать страну процветающей, расширял ее не мечом, а к нему сами присоединялись земли, где народы тоже хотели быть такими же счастливыми… Теперь сюда придет зло, придет огонь и смерть! Орды врага вытопчут посевы и вырубят сады, всех людей убьют или уведут в рабство. Здесь останется только пепел и обугленные кости!.. Вот что она сделала!

Колоксай сказал жестко:

– Скиф, я долго был в мире черного солнца… Людям, которым уже нет возврата в мир живых, нередко открывается будущее. Чаще всего чужое и бессмысленное, но пару раз я зрел… Предостерегаю в последний раз: откажись от мести своей матери! Предрекаю: как только она падет от твоей руки, ты сам падешь от небесного гнева!

Скиф задохнулся, грудь его вздымалась часто, кулаки сжаты, а в мертвой тиши слышно было только его частое хриплое дыхание. Тяжелое молчание тянулось мучительно долго. Наконец Скиф вскинул голову. В