Приподнялась и опустилась,

Дыханье реже становилось,

Взор неподвижный угасал,

По телу трепет пробежал,

И стихло все... Не умолкал

Лишь бури вой.

'Один остался!

Один, как перст!' - Лукич сказал,

Закрыл лицо - и зарыдал.

Уснуло доброе созданье!

Жизнь кончена. И как она

Была печальна и бедна!

Стряпня и вечное вязанье,

Забота в доме приглядеть

Да с голоду не умереть,

На пьянство мужа тайный ропот,

Порой побои от него.

Про быт чужой несмелый шепот

Да слезы... больше ничего!

И эта мелочь мозг сушила

И человека в гроб свела!

Страшна ты, роковая сила

Нужды и мелочного зла!

Как гром, ты не убьешь мгновенно,

Войдешь ты - пол не заскрипит,

А душишь, душишь постепенно,

Покуда жертва захрапит!

С рассветом буря замолчала,

Арина на столе лежала.

В лампаде огонек сиял;

Он как-то странно освещал

Лицо покойницы-старушки,

И неподвижной, и немой,

И белые углы подувши,

Прижатой мертвой головой.

Убитый горем и тоскою,

Перед иконою святою

Лукич всю ночь псалтырь читал.

Уныл и тих его был голос;

От страха жесткий черный волос

На голове не раз вставал.

Казалось, строго и сурово

Глядела бледная жена;

Раба доселе, с жизнью новой

Вдруг изменилася она,

Свою печаль припоминала

И мужу казнью угрожала...

Старик внимательно читал

И ничего не понимал.

Все буквы, мнилось, оживали,

Плясали, разбегались вдруг...

При обороте издавали

Листы какой-то чудный звук...

Меж тем соседки понемногу

Набились в горенку. Одне

Вздыхали и молились богу,

Другие в грустной тишине

С тяжелой думою стояли

Иль об усопшей толковали,

Что вот-де каковы дела

Жила, жила - да умерла!

Мать столяра в углу стояла,

С кумой любимою шептала:

'Ведь на покойнице платок,

Что тряпка... аи да муженек!

Убрал жену, кулак проклятый!

О платье и не говорю

Я вчуже от стыда горю:

С заплатой, кажется, с заплатой!..

А дочь слезинки не прольет...

Вот срам-то! инда зло берет!

Ах, я тебе и не сказала!

Она за сына моего

Хотела выйти... каково?

Да я-то шиш ей показала!

И мать-то, помянуть не тем,

Глупа была, глупа совсем!'

Соседки вышли. Стал совета

Отец у дочери просить:

'Ну, Саша! мать вот не отпета,

Где деньги? чем мне хоронить?'

- 'Мой муж поможет. Попросите

Здесь посидеть кого-нибудь

И вслед за мною приходите'.

- 'Да! надо, надо шею гнуть!

И поделом мне! ох, как стою!'

И крепко жилистой рукою,

Остановя на трупе взор,

Свой бледный лоб старик потер.

20

Румян, плечист, причесан гладко,

Тарас Петрович за тетрадкой

В рубашке розовой сидел,

На цифры барышей глядел

И улыбался. Под рукою

Сияли проволоки счет;

Зеленый плющ над головою

Висел с окна. Полна забот,

За чаем Саша хлопотала;

Пел песни светлый самовар;

В лежанке загребенный жар