натянула себе на голову. И влезла в люк механика-водителя. А солдаты, переглянувшись и пожав плечами, тоже полезли за ней.

Только тут опомнились господа офицеры, заволновались, мол, что здесь вообще происходит и где дежурный. А капитан Холин все не мог пробиться сквозь толпу к месту событий. Наконец он тонким голосом потребовал, чтобы все разошлись по местам, продолжали занятия, готовились к приему пищи.

Бронетранспортер тем временем взревел, окутался синими клубами дыма и рванул с места, потом остановился, покачнулся, снова рванул, как это бывает, когда машину ведет неопытная рука.

И вот уже помчался на глазах у ошарашенного гарнизона куда-то в сторону синеющего за полями леса и вскоре исчез в его темно-зеленых кущах.

Тут все взволнованно стали говорить, что следует организовать погоню, мол, черт-те что происходит...

И пока говорили, капитан Холин вдруг увидел среди возмущенных и негодующих двух небритых кавказцев, которые прошли через КПП, никем не охраняемый, и присоединились к любителям прекрасного, став с ними чем-то единым и неделимым.

- Вы кто такие? Как сюда попали? - срывающимся от возмущения голосом закричал, топнув ножкой, капитан Холин.

- Почему нельзя, дорогой? - зажестикулировали дети гор. - Почему красивую девушку нельзя смотреть? Все залюбовались, за ней пошли, ворота открытыми оставили, разве мы могли остановиться? Мы пошли за твоими дневальными. Вам можно на нее смотреть, почему нам нельзя?

- Сейчас же покиньте расположение части! - гаркнул капитан Холин и стал их подталкивать к воротам. - Где дежурный по КПП? Сержант Силин! Что у тебя творится? На губу у меня пойдешь! Почему оставили пост? Кто разрешил? Десять суток ареста!

- Ай, не кричи... - зажал уши Султан, тот самый 'ангел-хранитель' Сережи Горюнова. - И не толкай, дорогой, сами уйдем, а то так толкну! - И сделал соответствующий жест.

Тут все завозмущались таким нахальством приезжих. Даже чуть не сорвали организацию погони за 'броником', на котором, как все решили, солдатики похитили Аллу.

А тем временем муж Аллы Павел Тягунов обживал угол в общежитии, отгороженный ширмой, фанерным листом и одеялом от таких же углов в огромном зале.

Павел яростно, по-курсантски мыл пол, а в щелку за ним подглядывали офицерские жены, столь же юные, хотя и менее прекрасные, чем его жена. Павел был красив мужественной и в то же время еще по- юношески угловатой красотой. Да и ростом удался, ни в чем не уступал своей замечательной супруге. И женщины в этот день обсуждали его, посмеиваясь и качая своих детей.

- Вы лейтенант Тягунов? - спросил запыхавшийся дневальный, прибежав в общежитие.

Павел выпрямился. Дневальный оказался на голову ниже его.

- А что случилось?

- Вашу жену только что угнали на бронетранспортере! - выпалил дневальный, тараща глаза. - Дежурный по части велел вам прибыть...

- Начинается... - Павел с чувством швырнул тряпку в ведро. - А может, она угнала?

Когда Павел подбежал к танковому парку, бронетранспортер, из люка которого выглядывало чумазое и сияющее лицо его жены, уже возвращался на исходную. Павел издали показал ей кулак.

Бронетранспортер тормозит, юзит и едва не сносит ворота парка. Глохнет мотор. Алла срывает с себя душный шлемофон и у всех на глазах бросается на шею мужу.

- Как здорово! Это так необычно, так круто!

Ей плевать, что все смотрят, что юбчонка задралась по самое некуда, отчего стали видны ее символические трусики...

- Ой, ты не представляешь! Какой там 'мерседес'! Пилишь по ровной дороге - уснуть можно! А тут вверх-вниз, вверх-вниз... Это так возбуждает, так сексуально, так романтично! Хоть через яму, хоть через овраг...

- Хватит цирк устраивать, - злится супруг и одергивает ей задравшуюся юбку, а потом бережно опускает ее на землю - в прямом и переносном смысле.

И она смолкает и видит, как отчитывают ребят, позволивших ей прокатиться.

- Не ругайте их! - просит она капитана Холина. - Ну пожалуйста! Это я виновата... Ну товарищ подполковник, я вас прошу.

Можно ли устоять перед ее умоляющими глазами суровому капитану Холину, которому только что присвоили внеочередное звание?

И пусть это ничего не меняет, но даже долгожданный приказ министра обороны не наполнит его душу такой бурной радостью, как этот нежный, просящий голосок.

- Их никто не накажет, - негромко, но явственно говорит кто-то сзади. И когда Алла оборачивается, то впервые видит прапорщика Горюнова, о котором ей еще предстоит узнать много интересного.

Она понимает, что он здесь - не самый старший. Но голос-то, ее не обманешь, такой голос бывает только у самого главного.

Вот почему все вокруг притихли и смотрят и слушают с интересом.

- Где вы научились водить бронетранспортер? - вежливо спрашивает писарь Горюнов Аллу, глядя ей прямо в глаза.

Она поднимает вверх плечо, с которого постоянно сползает тоненькая бретелька.

- Нигде. Мне мальчики показали. А что, нельзя?

- Конечно, нельзя, сколько тебе говорить! - сердито отвечает муж. Хватит, идем наконец. - И берет ее за руку.

- Ну почему же... - спокойно говорит прапорщик Горюнов. - Если нельзя, но очень хочется, - то можно. Это лозунг нашего непростого времени. Вам не кажется?

- Действительно! - Алла отдергивает руку. - Почему нельзя, не понимаю. В американской армии и в Израиле женщине все можно. Водят танки, самолеты... Я правильно говорю?

- Конечно, - кивает Сережа, щурясь. - А пострелять из пушки не хотите?

- Ой, а можно? - хлопает она в ладоши. Мол, всю жизнь мечтала. Настоящими снарядами?

- Скоро у нас ночные стрельбы, - говорит Сережа. - Знаете, как это красиво? Трассирующие снаряды рикошетом взлетают к звездам! Представляете?

Она зачарованно смотрит на него.

- Правда? - Алла грустно вздыхает. - Но мне муж не разрешит. - И прижимается к суровому мужу тем самым плечом безупречной лепки, с которого по-прежнему сползает бретелька. (Так что со стороны, до перехвата дыхания, все время хочется ее поправить.)

- Мужу можно приказать, - пожимает плечами Сережа, впервые взглянув на лейтенанта Тягунова.

- Нет, мне нужно разрешение, - опять вздыхает она. - Только кто у вас тут командует - не пойму. Все кричат на бедных мальчиков. А в чем они виноваты?

- Попросите меня, прапорщика Горюнова, - усмехается Сережа. - И считайте, что я все согласовал с командиром полка.

- А вы здесь, собственно, кто? - спросил наконец лейтенант Тягунов, несколько ошеломленный царящими здесь нравами. - Чем занимаетесь?

И странное дело - прапорщик выкатывает глаза, вытягивается по стойке 'смирно', руки по швам. Ни дать ни взять служака, знающий наизусть устав.

- Так что писарь строевой части, тарщ нант!

Все давятся смехом. Смешно ведь... Перед Горюновым полковники тянутся. А он перед каким-то лейтенантом ваньку валяет. Хотя при такой жене вытянешься и перед ефрейтором.

Тягунов недоволен. Прежде всего собой. Даже лицо покраснело. Нет, он вовсе не растерян от такого нахальства. Злится опять же на себя, что не может поставить этого выскочку на место.

Хотя, если припомнить, отец что-то такое о нем рассказывал...

- Тогда почему вы не в штабе, почему здесь? Почему перечите старшим по званию?

Алла робко смотрит на мужа, берет его за локоть, старается остановить. Но Сережа Горюнов выдерживает свою роль до конца:

- Виноват, тарщ нант! Разрешите идти?