Мирослав, пойми и ты меня.

Кроужек опустил голову. Он долго рассматривал свои незашнурованные ботинки.

– Хорошо, Ян. Поступай так, как нужно поступать. Но ты лишаешь меня последнего шанса. Я больше никогда не смогу вернуться сюда. Никогда. А если честно, то я даже не мечтал, что когда-нибудь смогу ступить даже на это плато. Но я здесь. Впереди высота, горы, стремление. И ты здесь. Ты не в силах бросить тень на горы, но ты бросаешь ее на меня. Сейчас ты в моем понимании – вершина, единственная на моем пути, которую я так и не преодолею.

Кроужек поднял голову и посмотрел на Новака. Тот отвел глаза.

Вице-премьер понуро побрел к палатке.

– Погоди, Мирослав! – Начальник охраны быстро догнал его. – По-человечески я тебя понимаю и… В общем, решай сам.

Мирослав обнял товарища, похлопывая его по спине.

– Спасибо тебе… Ты вновь даешь мне шанс.

Глаза Базилевича источали порицание.

А Петр Миклошко словно выдохся. Он стоял усталый, изможденный, но с приподнятой головой; казалось, он молится богу…

Подъем оказался необычайно трудным. Под слоем снега на глубине тридцати-сорока сантиметров в некоторых местах был сплошной лед. Под ногами снег скрипел и ухал. Но частое и натужное дыхание Дитера Лемке, казалось, заглушало эти звуки. Его легкие хрипели, он давно уже дышал только ртом, хватая холодный вечерний воздух.

Алина несколько раз оборачивалась к нему, подбадривая кивком головы.

«Пошла вон!» – отвечали его глаза.

У широкой трещины, где путь шел вниз, а потом вверх по обрывистому краю, Лемке в изнеможении упал. Двадцатикилограммовый рюкзак перевесил его и застыл на грани пропасти. Лемке медленно потащило вниз. Он стал быстро загребать руками, в кровь сбивая пальцы о корку снега. А рюкзак продолжал тащить его в пропасть.

Кепке засмеялся, подходя к товарищу и подавая ему руку.

– Да не греби ты! И не бойся, все равно нам спускаться.

Лемке освободил себя от рюкзака и поднялся на трясущиеся ноги. Его стеклянный взгляд намертво пристыл к командиру.

– Ларс! – истерично выкрикнул Лемке. – Это безумие! Еще немного – и я умру!

Шеель сидел на рюкзаке и молчал. Он был старше всех, опытнее и тоже устал. Но старался не подавать вида. Он всегда шел впереди связки. А этот хлюпик, размазня сдался.

Алина смотрела на Лемке равнодушно. Она несла за спиной такой же груз, но ноги ее были словно из стали, она даже не присела отдохнуть.

Фитц и Вестервалле, сблизившиеся за время месячной командировки в Катманду, тоже выбились из сил, но не поддержали Лемке.

– Это безумие, – повторил он. – Раньше я думал, что гора – это… – Лемке изобразил ладонями «домик» – …гора. И все. Лезешь вверх, спускаешься вниз. А на самом деле – это… СТРАНА! Для меня это непосильная задача. Я всегда завидовал тебе, Ларс. А когда мы стояли у подножья ледопада, у меня зашелся дух. «Неужели?!» – говорил я себе, глядя в небеса. В небеса, Ларс! Вершина горы – в небесах! Бог никогда не бросит нам сверху веревочную лестницу… Вот тогда я еще больше стал уважать тебя. Для меня ты стал если не Великим Ангелом, то Александром Македонским, когда-то бравшим приступом эту СТРАНУ. Но себе я тогда сказал: «Нет, Дитер, ты никогда не вознесешься туда. Это для избранных». Ты, Ларс, один из таких, я – нет. Ты удовлетворяешь свою страсть, а я работаю… Надо что-то решать. Нам незачем лезть так высоко. Нам нужно поворачивать. Мы прошли уже пять-шесть мест, где можно накрыть Кроужека и его бригаду.

– Это все?

– Нет. – Лемке уже невозможно было остановить. – Ты всегда говорил, что нам нужна организационная структура, что одиночки и фанатики быстро выдыхаются. Я ни тот ни другой, но я выдохся. И я имею право спросить у тебя, Ларс: где та организация, о которой ты так часто говорил? Там, где мы скрываемся после операций? Где зализываем раны? Она что, только в одном месте? Там есть, а здесь нет? – Лемке судорожно закашлялся и рукавом вытер ярко-красные губы. – Это не все, Ларс, я могу добавить, что не только я недоволен тобой. – Он посмотрел на Больгера и Вальтера Майера.

Те молчали. Но глаза начинали потихоньку роптать. И это несмотря на то что Вальтер Майер в качестве наемника долгое время провел в горах Гиндукуша.

– Дитер прав, – наконец сказал он. – Я не во всем согласен с ним, но лезть выше – действительно безумие. Да и незачем. Ты извини, капитан, но это уже не страсть с твоей стороны, а прихоть.

Шеель сощурился.

– Теперь скажу я. – Командир встал, оглядывая всех по очереди. – Мы будем идти до тех пор, пока я не скажу «достаточно». На то есть причины более серьезные, чем моя «прихоть». Одна из них – обзор с базового лагеря чехов. Другая, как я неоднократно говорил, – их оружие, оружие без глушителей. Радиостанции чехов работают в двух диапазонах: это си-би диапазон с установкой связи до 35 километров и диапазон частот на передаче 806–825 мегагерц – мощные носимые радиостанции «Алинко», посредством которых можно связаться даже с Китаем. Но особой проблемы я тут не вижу. Мы забьем волны радиоглушителем. А вот что касается оружия телохранителей Кроужека, то нам просто необходимо увести чешскую группу от базового лагеря как можно дальше.

– О боже! – Лемке схватился за горло. – Так сколько же нам еще идти?!

Глаза Шееля потухли:

– Успокойся, Дитер. До вершины, как ты догадываешься, мы не доберемся. – Он посмотрел в серые лица Больгера и Майера, задержав взгляд на Алине: – Посмотри, что с парнем.

Алина присела на рюкзак Лемке и приняла деловую позу.

– Открой пасть, сынок… Шире, шире. Не бойся, самолеты здесь не летают. Горлышко красное. – Женщина прислушалась к его хриплому дыханию. – Я так думаю, что у тебя воспаление легких.

– У меня уши болят, – как ребенок, пожаловался Лемке. – Не посмотришь?

Райдер сделала брезгливую гримасу.

Лемке покосился на нее:

– Ну, чего ты? У меня со вчерашнего дня сильные боли в ухе. Первый раз такое. Может, клещ заполз?

– Может, – ответила Алина. – В лесу под Гхунзой их много.

– Так посмотришь?

– Мне незачем смотреть. Оттяни мочку уха. Да сильнее, не бойся!

Лемке выполнил ее указания, изобразив на лице сострадание.