дать ей замолчать, он задал следующий вопрос:

– А что ты делала в Амарилло в тот день, когда мы встретились?

– Я поехала туда к дедушке одного из моих подопечных-инвалидов. Он достаточно богат, и я надеялась получить от него немного денег на свою программу по ликвидации неграмотности среди взрослых.

– Тебе это удалось?

– Да, чек уже у меня.

– А почему ты, собственно, решила стать учительницей? – настойчиво продолжал расспрашивать Зак. Ему почему-то очень не хотелось, чтобы она умолкала. Задав последний вопрос, он понял, что наконец нашел удачную тему.

Джулия улыбнулась своей фантастической улыбкой и охотно ответила:

– Я люблю детей, а работа учителя – древняя и уважаемая профессия.

– Уважаемая? – переспросил он, меньше всего ожидая услышать такой эпитет. – Мне казалось, что в наше время люди не очень-то пекутся о респектабельности. Почему для тебя это так важно?

Джулия лишь слегка пожала плечами:

– Я – дочь священника, а Китон – маленький городок, – ответила она.

– Понятно, – сказал Зак, хотя на самом деле абсолютно ничего не понял, – но ведь есть и другие профессии, ничуть не менее респектабельные.

– Да, конечно, но тогда мне не довелось бы работать с людьми типа Джонни Эверетта и Дебби Сью Кэссиди.

При упоминании о Джонни ее лицо даже засветилось изнутри, и Зак невольно заинтересовался, кто же такой этот Джонни, который, судя по всему, значил для нее даже больше, чем почти жених.

– А кто такой Джонни Эверетт?

– Он один из моих учеников, точнее, один из моих самых любимых учеников. У него полностью парализована нижняя часть тела. Когда я только начала работать в китонской школе, у него были такие проблемы с учебой и дисциплиной, что мистер Дункан уже собирался отправлять его в спецшколу для умственно отсталых детей. Его мать утверждала, что он прекрасно умеет разговаривать, но, кроме нее, никто никогда этого не слышал. А так как она никогда не позволяла ему играть с другими детьми, то у всех создалось впечатление, что она просто добивается того, чтобы ее сын казался… ну, более нормальным, что ли, чем он был на самом деле. В классе он вел себя просто чудовищно – швырялся учебниками, перегораживал дверной проход во время перемены и тому подобное. Мелочи, конечно, но так как он их делал постоянно, то мистер Дункан решил отправить его в спецшколу.

– А кто такой мистер Дункан? Зак невольно улыбнулся, увидев, как презрительно сморщился ее маленький носик при упоминании этого имени.

– Это наш директор.

– Кажется, ты его не особенно жалуешь?

– Он неплохой человек, но уж слишком чопорный и консервативный. Такие взгляды, как у него, были бы вполне уместны лет сто назад, когда ученика, осмелившегося заговорить без разрешения учителя, наказывали розгами.

– И Джонни боялся его, да?

Джулия весело рассмеялась и отрицательно покачала головой:

– Нет, с ним скорее все было как раз наоборот. Совершенно случайно я обнаружила, что из небезызвестных кнута и пряника Джонни был необходим именно кнут. Он просто мечтал о том, чтобы с ним перестали миндальничать и наказали, как любого другого нормального ребенка.

– И как же тебе удалось обнаружить это?

– Однажды вечером, после уроков, я была в кабинете Дункана, получая очередную головомойку.

– У тебя были проблемы с директором?

– Постоянно, – весело подтвердила Джулия, снова сверкнув своей ослепительной улыбкой, – но именно в тот день Джонни задержался в школе, дожидаясь, пока мама заберет его, и случайно услышал то, что происходило в кабинете директора. Когда я наконец вышла, он сидел в своем инвалидном кресле почти под самой дверью и смотрел на меня так, как будто я совершила какой-то подвиг. Потом он открыл рот и сказал:

– Вас что, наказали, мисс Мэтисон? Теперь вы будете оставаться после уроков?

– Сначала я была настолько потрясена тем, что он заговорил, что чуть не выронила охапку книг, которую держала в руках. Но когда я вновь обрела дар речи и сказала ему, что никто не собирается оставлять меня после уроков, то увидела, что он явно разочарован. Сразу утратив ко мне всякий интерес, он сказал, что так и думал, что девчонок никогда не оставляют после уроков. Только мальчишек. Нормальных мальчишек. И тогда я все поняла! – Глядя на озадаченное лицо Зака, Джулия поспешила объяснить:

– Дело в том, что мать всегда настолько опекала его, что он невольно стал мечтать о школе, где к нему бы относились так же, как ко всем нормальным детям. А ведь до сих пор и учителя, и одноклассники явно выделяли его, не хотели воспринимать на равных со всеми остальными.

– И что же ты сделала, после того как обнаружила это? Поджав под себя ноги, она поуютнее устроилась на диване и сказала:

– Я сделала единственно разумную и правильную в такой ситуации вещь – пристально наблюдала за ним в течение всего следующего дня, и когда он швырнул карандашом в маленькую девочку, сидевшую перед ним, набросилась на него, как будто он совершил государственное преступление. Я сказала, что он заслуживает того, чтобы его целый месяц оставляли после уроков и что с сегодняшнего дня он может не рассчитывать ни на какие поблажки. А потом добавила, что он наказан и должен будет остаться после уроков. Причем не один, а целых два дня!