Его бурная реакция была приятна Джулии.
– Шериф?! – Зак сделал большой глоток вина и саркастически поинтересовался:
– А твой отец, я полагаю, судья?
– Нет, он священник.
– О Господи!
– Ты обращаешься по адресу. Именно Господь – его непосредственный начальник.
– Из всех женщин Техаса, – с мрачным юмором продолжал развивать эту тему Зак, – я умудрился похитить сестру шерифа я дочь священника. Представляю, какую шумиху поднимут газеты и телевидение, когда узнают, кто ты такая.
Приятное чувство того, что теперь и ему придется немного поволноваться, пьянило больше, чем вино. Кивнув, она радостно подхватила;
– Все законопослушные граждане будут охотиться за тобой с ружьями и собаками, а богобоязненные – молиться о том, чтобы тебя побыстрее поймали.
Потянувшись за бутылкой, Зак долил себе остатки вина и залпом выпил.
– Это очень обнадеживает, – мрачно сказал он. Но чувство собственного триумфа очень быстро прошло, вытесненное сожалением об исчезновении той веселой легкости, с которой начинался их разговор. И Джулия судорожно пыталась придумать что-то, что могло бы ее вернуть, но не придумала ничего лучшего, как спросить:
– А что у нас на ужин?
Этот вопрос прервал не очень радостные раздумья Зака, и он снова повернулся к плите.
– Ничего особенного, – ответил он Джулии. – Кулинар из меня никудышный.
Чтобы хоть чем-то занять себя, пока он заканчивал приготовление ужина, она стала рассматривать его широкие плечи и спину, обтянутые черным свитером. Они были удивительно мускулистыми, как будто он специально накачивал их на индивидуальных тренажерах. Тюрьма. Джулия где-то читала о том, что в нее действительно попадает очень много невинных людей, и она внезапно почувствовала, что ей очень хочется, чтобы Захарий Бенедикт действительно оказался одним из них. Не поворачиваясь, он сказал:
– Садись на диван. Я принесу все туда.
Джулия кивнула и слезла с табурета, отметив, что второй бокал вина явно подействовал на нее и она слишком расслабилась. Зак шел за ней с тарелками в руках. Она села на диван, и Зак поставил на кофейный столик две тарелки, на одной из которых был сочный, аппетитный бифштекс и румяная печеная картофелина.
Однако на тарелке, которую он поставил перед ней, красовалась лишь небрежно вываленная из консервной банки кучка тунца. И все. Ни овощей, ни зелени.
После всех гастрономических ожиданий неаппетитная горка ничем не приправленного тунца казалась просто прямым оскорблением. Это застало Джулию врасплох, и она недоверчиво посмотрела на Зака. На ее лице были написаны сердитое изумление и обида.
– Разве ты не этого хотела? – невинно поинтересовался он. – Или, может быть, предпочтешь бифштекс? Я на всякий случай приготовил два.
Эта мальчишеская выходка, заразительная улыбка и смеющиеся глаза заставили Джулию весело расхохотаться, хотя подобная реакция в ее ситуации выглядела по меньшей мере эксцентричной. Когда он вернулся из кухни со вторым бифштексом, ее плечи все еще содрогались от смеха.
– Может быть, это тебе понравится больше? – Ну, знаешь ли, – Джулия старалась говорить как можно серьезнее, несмотря на пляшущие в глазах веселые искорки, – я еще могу простить тебе похищение и запугивание. Но предлагать мне тунца в то время как сам собираешься есть бифштекс, – это уже слишком.
Джулия с аппетитом принялась за бифштекс, однако Зак вскоре нарушил молчание, заметив синяк на ее руке.
– Ударилась, играя в футбол, – объяснила она.
– Что?
– На прошлой неделе я играла в футбол и случайно ударилась.
– О какого-то большого и сильного полузащитника?
– Нет, о маленького мальчика в большой инвалидной коляске.
– Что?
Поняв, что так просто он от нее не отстанет, Джулия решила немного порассуждать на тему о футболе.
– Я сама виновата, – сказала она, невольно улыбаясь при воспоминании о той игре, – честно говоря, я вообще предпочитаю баскетбол. По-моему, наш американский футбол – игра, лишенная всякого смысла.
– Почему ты так считаешь?
– Возьмем хотя бы игроков. Есть защитник, полузащитник и четверть-защитник. А почему пропущены три четверти? Или им не нужен защитник? Да и разметка поля какая-то несимметричная, – начала было она, но веселый смех Зака не дал ей закончить эти рассуждения. – Нет, футбол определенно не моя игра. Правда, это не имеет никакого значения. Главное, чтобы он нравился детям. Один из моих мальчиков, наверное, даже попадет на Олимпиаду для детей-инвалидов.
Зак заметил, как засветились ее глаза и смягчился голос, когда она говорила о «своих мальчиках», и поразился такой исключительной доброте и способности к состраданию. Стараясь во что бы то ни стало не