Потом огонек погас.

Он развернул купол в сторону сигнала и глянул вверх, чтобы убе– диться, что все стропы натянуты ровно.

Парашют был белым.

Проклятье! – подумал он. Доверяй службе снабжения! Если немецкие солдаты на земле увидят белый купол, придется понести чудовищную рас– плату. Прожектористы наверно уже радировали поисковым машинам или мо– тоциклистам. В опасности находился не только он сам, но и человек с зеленой мигалкой. Кем бы он ни был.

Зенитное орудие заговорило снова, громовой далекий раскат. Но С– 47 давно улетел, держа курс назад, через пролив, в Англию. Майкл по– желал двум американцам удачи и стал думать о своих трудностях. Но сейчас ему не оставалось ничего другого, как только лететь вниз. Ког– да он коснется земли, вот тогда сможет как-то действовать, но сейчас он мог только болтаться, отданный на милость белого парашюта.

Майкл взглянул вверх, прислушиваясь, как воздух шелестит в складках шелка. Это пробудило воспоминание. Такое давнее… забытый мир… так давно, когда ему была еще ведома наивность.

И вдруг – вспышка памяти, ярко-голубое небо, и над головой ника– кого парашюта, вместо него воздушный змей из белого шелка, разматыва– ющий нить в его руке, чтобы поймать ветер России.

– Михаил! Михаил! – зовет женский голос над полем, полным желтых цветов.

И Михаил Галатинов, всего восьми лет от роду и еще совершенно человеческое дитя, улыбается, и майское солнце играет на его лице.

– Михаил,– звала женщина, сквозь время и расстояние.– Михаил, где ты?

В следующий момент она увидела воздушного змея, а затем ее глаза обнаружили сына, стоявшего на дальнем краю поля, почти рядом с лесной глушью. В этот день, 21 мая 1918 года, ветерок дул с востока и доно– сил легкий запах пороха.

– Иди домой,– сказала она мальчику и посмотрела, как он махнул рукой и стал сматывать нитку со змеем.

Похожий на белую рыбу змей опадал. За спиной высокой черноволо– сой женщины с фарфорово-белой кожей возвышался помещичий дом Галати– новых, двухэтажное строение из желтого русского камня с красной ост– роугольной крышей и дымовыми трубами. Вокруг дома росли большие под– солнухи, от дома до железных ворот шла вымощенная булыжником дорожка, переходящая дальше в немощеную дорогу к ближайшей деревне, Морок, в шести верстах к югу. Самым ближним городом был Минск, в пятидесяти верстах по скверной дороге.

Россия – страна огромная, и поместье генерала Федора Галатинова было не более чем пылинка на большом столе. Однако мир самих Галати– новых сводился к четырнадцати десятинам лугов и леса – таким он был к тому времени, когда 2 марта 1917 года царь Николай Второй отрекся от престола, сопроводив подписание манифеста об отречении словами: «Гос– поди, помоги России! Отчизна превратилась в убийцу своих детей».

Но маленький Михаил ничего не знал ни о политике, ни о красных, воюющих против белых, ни о хладнокровных людях Ленине и Троцком. К счастью, он ничего не знал и про целые деревни, что сравняли с землей враждующие стороны не более чем в сотне миль от того места, где стоял он, запуская желтого змея; ничего не знал он и о голоде, и о женщинах и детях, дергавшихся на деревьях, будучи повешенными, и о револьвер– ных стволах, забрызганных мозгами. Он знал, что его отец был героем войны, что мать его красива, что его сестра иногда щиплет его за щеку и называет оборвышем, и что сегодня – день долгожданного пикника. Он смотал нитку змея, борясь с ветром, затем осторожно взял его в руки и побежал через поле к матери.

Однако Елена знала о тех вещах, о которых не знал ее сын. Ей бы– ло тридцать семь лет, на ней было длинное светлое платье цвета весен– него льна, и седые волоски уже пробивались на висках. Вокруг глаз и около рта пролегли резкие морщинки, оставленные не возрастом, а по– стоянными внутренними тревогами. Федор слишком долго не возвращался с войны, его серьезно ранило в кровопролитной схватке у болотистого за– холустья под названием Ковель. Безвозвратно ушли в прошлое оперные представления и яркие праздничные огни Санкт-Петербурга, ушла шумная толчея московских улиц; ушли банкеты и пышные вечерние приемы во дворцовых садах царя Николая и царицы Александры, и в тени их прори– совывались очертания будущего.

– Он летал у меня, мама! – закричал, подбегая, Михаил.– Ты виде– ла, как высоко?

– Так это был твой змей? – с притворным удивлением спросила она.– А я подумала, что это было облако, зацепившееся за нитку.

Он понял, что мать над ним шутит.

– Это был мой змей! – сердился он, и она взяла его за руку и сказала:

– Ты бы лучше спустился на землю, облачко ты мое. Мы собирались на пикник.

Она стиснула его руку – он возбужденно трепетал, словно язычок пламени свечи – и повела его в дом. На дорожке стоял их работник Дмитрий с экипажем, запряженным парой только что выведенных из стойла свежих лошадей, и двенадцатилетняя Лиза несла из дверей дома одну из плетеных корзинок с провизией для пикника. Служанка и компаньонка Елены, Софья, несла другие корзинки и помогла Лизе уложить их позади экипажа.

А затем из дома появился Федор, неся под рукой коричневое одея– ло, скатанное в сверток, а другой рукой опираясь на трость, увенчан– ную резным орлом. Его правая нога, покалеченная пулеметными пулями, не разгибалась и была заметно тоньше левой; но он научился легко пе– редвигаться, и, донеся одеяло до экипажа, поднял лицо к солнцу.

Елена после всех этих лет не могла без учащенного сердцебиения смотреть на него. Он был высок и худ, с фигурой фехтовальщика, и, хо– тя ему было сорок шесть лет и на его теле было много шрамов от сабель и пуль, в нем все еще сохранилось что-то от юноши, любопытство и энергия жизни, тогда как она иногда чувствовала себя старухой. Его лицо с удлиненным тонким носом, прямым подбородком и глубоко посажен– ными карими глазами, прежде было жестким и суровым, лицом человека, который испытал крайние трудности. Теперь же, однако, оно смягчилось от осознания реального положения: он отошел от службы Родине и прожи– вет остаток своих дней здесь, на этом пятачке земли, далеко от центра событий. После отречения царя он настоял на отставке, хотя это была горькая пилюля, но теперь, когда она рассосалась, он ощущал себя опу– стошенным.

– Какой чудесный день,– сказал он и посмотрел на деревья, шеле– стевшие под ветром.

На нем была коричневая, тщательно выглаженная форма, на груди много медалей и нашивок, а на голове фуражка с темным околышем, на которой все еще оставался вензель царя Николая Второго.

– Я запускал змея! – радостно сказал Михаил отцу.– Он поднялся почти до неба!

– Молодец,– отозвался Галатинов и потянулся к Лизе.– Ангелочек мой! Не поможешь мне взобраться, а?

Елена смотрела, как она помогла отцу забраться в экипаж, пока Михаил стоял со змеем в руках. Она коснулась плеча сына.

– Ну-ка, Михаил. Давай проверим, все ли уложено.

Змея они тоже поместили позади, и Дмитрий закрыл и замкнул крыш– ку багажника. Елена с Михаилом уселись напротив отца с Лизой в крас– ной обитой бархатом середине, они помахали на прощанье Софье, а Дмит– рий дернул вожжи, и две каурые лошади стронули экипаж.

Михаил смотрел в овальное окошко, в то время как Лиза рисовала пейзаж, а отец с матерью разговаривали о вещах, которые он едва по– мнил: весенний праздник в Санкт-Петербурге; поместье, где они жили, когда он родился; люди, имена которых были ему знакомы только потому, что он слышал их раньше. Он смотрел, как медленно вращающееся поле меняется на лес из огромных дубов и вечнозеленых елей, прислушивался к хрусту веток под колесами и копытами лошадей. Сладкий аромат диких цветов заполнил экипаж, когда они проезжали мимо цветущей лужайки, и Лиза оторвалась от рисования, когда Михаил увидел группу оленей на опушке леса. С середины октября и до конца апреля его держали взапер– ти дома, и он усердно выполнял учебные упражнения, которые давала ему Магда, их с Лизой