Стены кабинета были увешаны картами, разрисованными красными стрелками и кружочками. Некоторые стрелки были соскоблены, нарисованы вновь и нарисованы по-другому, а многие из кружочков были перечеркну– ты гневными штрихами. На большом столе лежали еще карты вместе со стопками бумаг, положенных на подпись. Рядом стоял маленький железный открытый ящик, а в нем удобно располагались ванночки с акварелями и кисти конского волоса разных размеров. Человек подтянул стул с жест– кой спинкой к мольберту, стоявшему в углу комнаты без окон, а на мольберте в процессе работы была картина: акварельное изображение бе– лого сельского домика, за которым поднимались розовевшие зазубренные горные вершины. На полу у ног художника были другие картины домиков и сельских пейзажей, все они были брошены незаконченными.

– Здесь вот. Вот тут. Видишь его? – на художнике были очки, и он постучал кистью по намазанной тени у края сельского домика.

– Я вижу… тень,– ответил Мартин.

– В тени. Вот там! – он снова постучал, пожестче.– Вглядись по– ближе.

Он схватил рисунок, испачкавшись в краске, и сунул его в лицо Мартина.

Мартин судорожно глотнул. Он видел тень, и больше ничего. Но, похоже, от его видения зависело многое, и нужно было относиться к этому осторожно.

– Да,– ответил он,– мне кажется… я действительно вижу.

– А-а,– сказал, улыбаясь другой.– А-а, так вот он где! – Он го– ворил по-немецки с густым, можно даже сказать, неуклюжим австрийским акцентом.

– Волк! Вот здесь, в тени! – Он показал деревянным концом кисти в темный округлый мазок, в котором Мартин не мог различить ничего.– Волк в засаде. И смотри сюда! – Он вынул другой рисунок, плохого ис– полнения, извилистого темного речного потока.– Видишь его? За скалой?

– Да, мой фюрер,– сказал Мартин Борман, уставившись на скалу и одну-две ломанных черточки.

– А тут, вот здесь! – Гитлер показал третий рисунок, изображав– ший лужайку с белыми эдельвейсами. Он показал своим выпачканным кра– сками пальцем на два темных пятна посреди освещенных солнцем цветов.– Глаза волка! Видишь, он подкрадывается ближе! Знаешь, что это означа– ет, верно?

Мартин замялся, потом медленно покачал головой.

– Волк – это мой счастливый символ! – сказал Гитлер, не скрывая возбуждения.– Об этом же известно всем! И вот – в моих рисунках появ– ляется волк по своей воле. Нужно ли более ясное предзнаменование, чем это?

Ах, вот оно что, подумал секретарь Гитлера. Теперь мы окунулись во тьму толкований знаков и символов.

– Я – волк, разве тебе не понятно? – Гитлер снял очки, в которых его видели редко, только круг приближенных, с треском сложил их и за– пихнул в кожаный планшет.– В этом предзнаменование будущего. Моего будущего,– его загоревшиеся глаза мигнули,– будущего Рейха, конечно, должен был я сказать. Это всего лишь очередной раз говорит о том, что я уже знаю наверняка.

Мартин молча ждал, уставившись на рисунок с сельским домиком – бесталанная и неряшливая мазня.

– Мы намерены раздавить славян и загнать их назад в их крысиные норы,– продолжал Гитлер,– Ленинград, Москва, Сталинград, Курск… на– звания на карте,– он снял карту, оставляя на ней красные отпечатки пальцев, и презрительно сбросил ее со стола.– Фридрих Великий никогда не думал о поражениях. Никогда о них не думал. У него были преданные генералы, это да. У него были люди, которые подчинялись приказам. Ни– когда в жизни я не видел такого своевольного неподчинения! Если они недовольны мною, почему бы им просто не приставить пистолет к моему виску?

Мартин ничего не сказал. Щеки Гитлера стали розоветь, а в глазах появились желтизна и влага – плохой признак.

– Я сказал, что мне нужны большие по мощности танки,– продолжал фюрер,– и ты знаешь, что я услышал в ответ? Да, более мощные танки сжигают больше горючего. Но что такое вся Россия, как не огромный бассейн бензина? Однако мои офицеры в ужасе пятятся от славян и отка– зываются воевать за жизнь Германии. На что мы можем надеяться в войне со славянами без горючего? Не говоря уже о воздушных налетах, уничто– жающих подшипниковые заводы. Ты знаешь, что они говорят на это? Мой фюрер – они всегда говорят «мой фюрер» таким голосом, от которого тошнит, как будто ты съел слишком много сладкого,– нашим зенитным орудиям нужно больше снарядов. Нашим тягачам, которые возят зенитные орудия, нужно больше горючего. Видишь, как работает их ум? – Он опять мигнул, и Мартин увидел, что они снова понимают друг друга, как будто зажегся холодный свет.– О, да. Ты был с нами на совещании в тот пол– день, так ведь?

– Да, мой… Да,– ответил он,– вчера в полдень,– он глянул на карманные часы: уже почти час тридцать.

Гитлер с отсутствующим видом кивнул. На нем был шитый халат каш– мирской шерсти, подарок Муссолини, и кожаные тапочки, и они с Борма– ном были одни в административном крыле берлинской штаб-квартиры. Он засмотрелся на свою работу – домики, составленные из неуверенных штрихов, пейзажи с неправильной перспективой – и воткнул кисть в чаш– ку с водой, глядя, как расплывается краска.

– В этом – предзнаменование,– сказал он,– в том, что я рисую волка, даже не зная этого. Это означает победу, Мартин. Полное и окончательное уничтожение врагов Рейха. Внутри и вне,– сказал он, многозначительно глянув на секретаря.

– Теперь вы должны узнать, мой фюрер, что никто не может отка– зать вам в вашей воле.

Гитлер, казалось, не слышал. Он был занят укладыванием красок и кистей в металлический ящик, который хранил запертым в сейфе.

– Каков мой распорядок на сегодня, Мартин?

– В восемь часов встреча за завтраком с полковником Блоком и доктором Гильдебрандом. Потом, с девяти до десяти тридцати, совещание Штаба. Фельдмаршалу Роммелю назначено на час ровно для краткого до– клада об укреплении Атлантической стены.

– А-а,– брови Гитлера опять поднялись,– Роммель. Появился нако– нец-то человек с четкими намерениями. Я простил ему Северную Африку. Теперь все прекрасно.

– Да, герр. Этим вечером в семь сорок мы в сопровождении фельд– маршала отправимся на самолете к победителю Нормандии,– продолжил Борман,– а потом в Роттердам.

– Роттердам,– Гитлер кивнул, укладывая коробку с красками в сейф.– Верю, что работы там идут, как запланировано. Это крайне важ– но.

– Да, герр. После дня, проведенного в Роттердаме, мы полетим на неделю в Бергоф.

– Бергоф? Ах, да, я забыл.– Гитлер улыбнулся, под глазами у него обозначились темные круги.

Бергоф, поместье Гитлера в Баварских Альпах, выше деревни Берх– тесгаден, было единственным истинным его домом с самого лета 1928 го– да. Это были места с целебным воздухом, несравненными живописными ви– дами и воспоминаниями, легко всплывающими в душе. И, конечно, Хели. Там он познакомился с Хели Рубаль, своей единственной настоящей любо– вью. Хели, дорогая Хели, с белокурыми волосами и смеющимися глазами. Зачем, дорогая Хели, ты пробила себе пулей сердце? Я любил тебя, Хе– ли, подумал он. Разве этого было мало? В Бергофе его будет ждать Ева, иногда, при каком-то совещании и когда волосы Евы зачесаны назад, Гитлер мог прищурить глаза и увидеть Хели, его потерянную любовь и племянницу двадцати трех лет, такой, как когда она покончила собой в 1931 году.

Голова у него заболела. Он посмотрел на календарь, открытый на месяце марте, среди беспорядка на своем столе.

– Время весны,– дошло до Гитлера.

Где-то за стеной, над затемненным Берлином, послышался вой. Волк! – подумал Гитлер, рот его в изумлении открылся. Нет, нет… Си– рена воздушного налета.

Вой нарастал до стона, больше ощущаемый, чем слышимый внутри стен имперской канцелярии. В отдалении слышались звуки разрыва бомбы, ухающий удар, словно бы чудовищный топор ударил по древесному стволу. Потом еще один, еще два, и пятый с шестым почти без интервала.

– Выясните, что там,– приказал Гитлер, на щеках его выступил хо– лодный пот.

Мартин схватил трубку телефона на столе и набрал номер.

Упали еще бомбы, грохот разрушений нарастал и изнурял. Пальцы Гитлера вцепились в край стола. Ему

Вы читаете Час волка
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату