— О да, Тони не видел от вас ничего, кроме добра.

Майкл Мораган откупорил бутылку вина.

— Это урожай семьдесят четвертого, — сказал Адриан. — Его нужно перелить в графин или, по крайней мере, дать подышать в течение часа. В холодильнике есть 'Сансер', если хотите.

— Спасибо, сойдет и это, — последовал резковатый ответ. — Я слышал от Тони, что вы С.Х.

Адриан уже заметил на шее Морагана галстук старого выпускника Харроу, так что ответ у него был готов.

— Ну, по правде сказать, — произнес он, — это всего лишь слушок, который я распустил. Из соображений безопасности, — он похлопал себя пальцем по носу, сбоку. — Могу также сообщить, что и Хьюго Хэрни — не настоящее мое имя.

Мораган неприязненно уставился на него.

— Так. Таинственный человек ниоткуда. Тони об этом знает?

— О боже, а вы считаете, он должен знать?

— Уверена, что нет, — сказала Анджела. — Любой скажет, что вам можно доверять.

Они перешли в гостиную, Адриан вытер руки о синий в белую полоску передник, который любил надевать, стряпая.

— Видите ли, мне приходится присматривать за ним, — сказал Мораган. — А человек ваших лет, да еще и без имени, это настораживает.

— Через пару недель мне исполнится восемнадцать.

— И все равно вы еще три года будете несовершеннолетним. А это может угробить его карьеру. В прошлом году такое уже почти случилось.

— Но ведь оно имоейкарьере добра не принесет, не правда ли? Так что, думаю, мы вправе доверять друг другу.

— А что вы, собственно, можете потерять?

— Совершенный пустяк — репутацию.

— Правда?

— Да, правда. Вмешалась Анджела:

— Понимаете, нам просто нужна уверенность… я не сомневаюсь, вы поймете, Хьюго, милый… нам нужна уверенность, что вы… ненавредитеТони.

— Господи, да зачем я буду ему вредить?

— Ой, бросьте, — фыркнул Мораган. — Вы же знаете, о чем речь.

— Речь о том, что Гай, тридцатипятилетний, богатый, знаменитый и обладающий жизненным опытом, — это бедная доверчивая овечка, которую необходимо защищать, а я, который моложе его в два раза, — демон-совратитель, способный ему навредить? Шантажировать его, полагаю, вы это имели в виду.

— Уверена, Майкл никогда не думал, что…

— Я лучше пойду на кухню давить чеснок. Причиной могли быть чеснок с луком, который Адриан резал, мог — гнев, а могло и всего лишь притворство — поскольку случившееся в дальнейшем представлялось в этих обстоятельствах драматически верным, — в чем бы причина ни состояла, но на глаза Адриана навернулись слезы. Он смахнул их:

— Простите, Анджела.

— Милый, ну не будьте смешным. Все обойдется. Майкл просто хотел… найдите мне сигарету, ладно?.. Он просто хотел увериться.

С лестницы донеслись шаги Гая.

— Эгей, медвежонок мой сладкий! Папочка вернулся.

Слова эти заставили Адриана поморщиться. Анджела погладила его по рукаву.

— Ты ведь любишь его, правда, милый? — прошептала она.

Адриан кивнул. Лучше иметь эту жуткую бабу в союзницах.

— Все обойдется, — сказала она и поцеловала его в щеку.

За едой Адриан демонстрировал точнейшим образом выверенную привязанность к Гаю. Привязанность не падшего, но обожающего существа; не прилипчивую и собственническую, но радостную и доверчивую. По дороге домой Майкл и Анджела на все лады расхваливали друг другу его стряпню, остроумие и благоразумие.

Гай был очень тронут. Он уткнулся носом в плечо сидящего на софе Адриана.

— Ты мой редкостный лисенок, я тебя не заслуживаю. Ты волшебный, чудный, и ты никогда не покинешь меня.

— Никогда?

— Никогда.

— А если я стану волосатым и толстым?

— Не будь глупым ребенком. Пойдем баиньки с Гаинькой.

В вечер перед последним днем съемок Гай попросил Адриана доставить письмо в один из домов Баттерси и принести ответ. Зак, человек, которому предназначалось письмо, будет ожидать его, однако Зак — знаменитая голландская поп-звезда, и всеобщее внимание его стесняет, так что пусть Адриан не удивляется, если он поведет себя странно.

Адриан попытался припомнить хоть одну живущую в Южном Лондоне голландскую поп-звезду, у которой была бы нужда стесняться всеобщего внимания, и не смог, — впрочем, поведение Гая и отсутствие в его тоне обычной сентиментальной ласковости наводили на мысль, что дело это серьезное, поэтому Адриан промолчал и наутро с удовольствием тронулся в путь.

Зак был довольно дружелюбен:

— Дружок Тони? Здорово, рад познакомиться. Ты мне что-то принес?

Адриан вручил ему конверт.

— Гай… то есть Тони… сказал, что будет ответ.

— Ответ? А как же, непременно будет. Подожди здесь минутку.

Конверт с ответом был запечатан, и Адриан, шагая назад по мосту Челси, размышлял, не стоит ли, вернувшись домой, вскрыть его под струей пара и прочитать то, что кроется внутри. В конце концов он решил этого не делать. Гай ему доверял, а побыть для разнообразия честным человеком даже забавно. Он вытащил свою 'Антигону' и принялся читать на ходу. Тут присутствовало своего рода притворство — Адриану нравилась мысль, что все видят, как он читает по-французски, однако помимо этого ему хотелось сохранить беглость своего французского. Способность объяснять французским туристам дорогу, а то и вступать с ними в переговоры неизменно производила на Дилли сенсацию.

Он дошел до Кингз-роуд, повернул налево. Около 'Таверны Короля' происходила какая-то стычка. Компания ацетонщиков сражалась, используя в качестве оружия баллончики с краской. Один из них окатил красной струей Адриана, спешившего проскользнуть мимо.

— Ой! — воскликнул тот. — Посмотри, что ты наделал.

— Ой, посмотри, что ты наделал! — заорали они в ответ, подделываясь под выговор Адриана. — А ну, ускребывай, жопа!

К мирным переговорам ацетонщики явно расположены не были, и Адриан счел за лучшее убраться. Однако те решили бросить свою игру и помчались за ним.

'Вот черт, — думал Адриан, выскакивая на Байуотер-стрит. — Зачем я вообще с ними связался? Ты идиот, Адриан! Теперь из тебя выбьют двадцать сортов дерьма'. Он слышал топот догоняющих его ацетонщиков. И тут… о радость из радостей! Внезапно взвыла сирена приближающейся полицейской машины.

Двое хулиганов ударились в бегство, и один из полицейских помчался за ними. Трех других прижали к стене и обыскали.

— Слава богу! — пыхтя, вымолвил Адриан.

— К стене, — сказал ему сержант.

— Простите?

— К стене.

— Но это за мной они гнались.