твоему возвращению.

— Глупости, нас с Гартом просто-таки переполняет любовь друг к другу.

— Он твой враг, Дональд.

— Ничуть не бывало, — сказал Трефузис. — И не будет им, пока я его так не назову. Он может страстно желать этого, может встать предо мной на одно колено и молить об открытой враждебности в самых насильственных ее проявлениях, однако для стычки, как и для случки, необходимы двое. Я сам выбираю себе врагов.

— Ну, если ты так говоришь…

— Я так говорю. Адриан отпил вина.

— Маслянистое, верно? И ваниль, как запоздалый сюрприз.

— Да, да, великолепно… м-м…

— Ты хочешь что-то спросить? Момент был довольно трудный.

— Дональд?

— Да?

— Насчет прошлой ночи…

Трефузис смерил Адриана печальным взглядом.

— О боже, ты же не собираешься задавать мне неудобные вопросы, правда?

— Нет, — ответил Адриан. — Если тебе они кажутся неудобными, то нет.

— Я подразумевалтебя, — сказал Трефузис. — Ты ведь не хочешь попасть в неудобное положение?

Адриан безнадежно махнул рукой:

— Просто это выглядит так… так…

— Так гадко?

— Да нет же! — воскликнул Адриан. — Я не это имел в виду, я хотел сказать, это выглядит так…

— Такне похожена меня?

— Ну…

Трефузис потрепал его по плечу.

— Давай отправимся в 'Лопатку', — сказал он. — Уверен, у Боба найдется для нас симпатичный и тихий столик.

В 'Бараньей лопатке' яблоку было негде упасть. В одном углу хоровики из колледжа Св. Иоанна, уже успевшие набраться 'Пимза' на каком-то устроенном по случаю начала мая садовом приеме, исполняли a capella версию 'Послания в бутылке', в другом яростно пихали друг друга в грудь двое компьютерных разработчиков, обладателей миллионных состояний. Адриан вспомнил, как два года назад один из них стрелял у него сигареты в 'Орле'. Ныне его компания стоила шестьдесят миллионов фунтов.

Хозяин заведения живо приблизился к ним и подмигнул.

— Профессор Трефузис, сэр, и юный мистер Хили! — сказал он и откинул голову назад, точно получивший солнечный удар старшина на плацу. — У нас нынче немного шумно, сэр.

— Вижу, Боб, — ответил Дональд. — Можем мы где-нибудь?..

— Я размещу вас наверху, сэр.

Боб повел их через бар. Один-два посетителя, увидев Трефузиса, прервали разговоры. Адриана поразило блаженное спокойствие, с которым Дональд приветствовал их.

— Добрый вечер, Майкл! Мне страшно понравился ваш сержант Мазгрейв[85]. Один в один. А сапоги какие! Саймон! Видел в почте ваши результаты. Третье место! Вы, должно быть, вне себя от восторга.

Вместе с Бобом они поднялись наверх.

— Мы все очень гордились, читая в газете о ваших подвигах, сэр.

— Да ну? Спасибо, Боб.

— Это напомнило мне моего давнего начальника личного состава, когда тот попадал в дворцовый караул. Тогда мы, разумеется, называли это место Ебукингемским дворцом.

— Не сомневаюсь.

— Боже, боже, в те дни Сент-Джеймский парк был просто клоакой, сэр. Ни единого куста, в котором нельзя было бы обнаружить по меньшей мере одного караульного с клиентом. Вы, конечно, помните полковника Брамолла, сэр?

— Благодарю вас, Боб, эта комната нас более чем устроит. Вы не попросите Наиджела принести нам пару бутылок 'Грюо-Лароз'?

— Определенно, сэр. Как насчет хорошего пирога с телятиной и ветчиной?

— До смехотворного идеально.

— Я мигом, сэр.

Когда они покончили с телятиной и ветчиной — но не с чатни, каковая приправа, как предупредил Трефузис, совершенно губительным образом действует на вкусовые окончания, — последний разлил по бокалам вино.

Адриан проглотил свое с жадностью, решив, что только опьянение позволит ему совладать с ощущением неловкости. Раз уж Волшебнику страны Оз предстоит обратиться в печального, смущенного старика, Адриану не хотелось быть трезвым, когда это произойдет.

Хотя, если говорить честно, Дональд, потягивавший кларет и одобрительно кивавший, выглядел примерно таким же печальным и смущенным, как 'Смеющийся кавалер' [86].

— Пурист мог бы порекомендовать еще год старения, который сгладил бы резкость танинов, — сказал Трефузис. — Однако я думаю, оно уже достигло высшей степени качества.

— Хорошее вино, — отозвался Адриан, наливая себе еще бокал.

Трефузис с довольным видом наблюдал за ним.

— Доброе вино похоже на женщину, — сказал он. — За тем исключением, конечно, что у него отсутствуют груди. Равно как руки и голова. Ну и говорить или вынашивать детей оно тоже не способно. На самом деле, если вдуматься, доброе вино и отдаленно-то женщину не напоминает. Доброе вино похоже на доброе вино.

— Я тоже немного похож на доброе вино, — сообщил Адриан.

— Ты улучшаешься с возрастом?

— Нет, — ответил Адриан, — просто стоит мне появиться на людях, как я оказываюсь хмельным.

— С той только разницей, что тебя укладывают на хранение после распития, а не до.

Адриан покраснел.

— О господи, в сказанном мной не было никаких сексуальных аллюзий. Просто фривольный каламбур на тему порождаемого спиртным бессознательного состояния. Мне особенно нравится 'укладывают на хранение'. Тебя так и будут приводить в замешательство возможные эротические истолкования каждого моего слова?

— Прости, — сказал Адриан. — Похоже, я — представитель не самого удачного урожая.

— Это глупость, хоть и очень любезная. Мы говорили о винопийстве, — я всегда верил в права молодежи на пьянство. Не до алкоголизма, конечно, это пассивное состояние бытия, а не позитивное действие. Однако пить сколько душа принимает — дело хорошее. Это походит на тост. За излишества.

— За излишества, — сказал, поднимая бокал, Адриан. — За 'ничто не слишком'.

— Ну что ж, ты раздавить сумел плод Радости на нёбе утонченном [87]— и правильно сделал.

— Китс, — рыгнул Адриан. — 'К меланхолии'.

— Правильно, Китс, — подтвердил, пополняя бокалы, Трефузис. — На самом деле'Одамеланхолии', но мы, надеюсь, не будем впадать в педантизм.

— И хрен с ней, — согласился Адриан, ненавидевший, когда его поправляли, пусть даже добродушно.

— А теперь, — сказал Трефузис, — нам следует поговорить. В данный момент, — продолжал он, — мне нечего сказать тебе о прошлой ночи. Быть может, когда-нибудь, когда в мире все снова окрасится в тона более радужные, я смогу поведать такую повесть, что малейший звук тебе бы душу взрыл, кровь обдал