друзьях. Все становится намного забавнее и сложнее, чем я ожидал. Интрига сгущается, как наилучшие девонширские сливки.

— Если Пирси намерен вести игру столь грязную, Дональд, не стоит ли и нам последовать его примеру?

— А знаешь, Хэмфри прав, — сказала Костюм В Стиле Шанель. — Почему бы не попросить помощи у Нэнси и Саймона?

— Битва лояльностей? — задумчиво произнес Твидовый. — Я к тому, что Саймон как- никак работает у Пирси.

— Мне хочется верить, — сказала Бледно-Зеленый Костюм В Стиле Шанель, — что подлинная лояльность Саймона коренится на уровне более глубоком.

— Что ж, хорошo. Завербуйте их и ознакомьте с основными правилами игры. Скоро в Англии появится Штефан. Привезет новости от Белы и о нем. Знаете, все это чрезвычайно занятно.

— А игра не может выйти из-под контроля? — спросил Тонкий Рубчик. — Я не уверен, что мне так уж понравится привнесение элемента убийства. Пирси, как тебе известно, поражений не переносит.

— Я тоже, — ответил Твидовый. — И потерпеть таковое не собираюсь.

— Ты был его лучшим другом, — сказала миссис Троттер. — Он так много рассказывал о тебе, какой ты умный и занятный. Он был очень к тебе привязан.

— Что ж, миссис Троттер, — ответил Адриан. — Я тоже был привязан к нему. Как и все мы.

— Надеюсь, ты и… и другой мальчик… Картрайт… сможете приехать на похороны.

Плача, она становилась копией Свинки.

В этот вечер, после того как Тикфорд официально объявил на вечернем богослужении новость, весь пансион пребывал в состоянии слегка истерическом.

— Некоторые из вас, я не знаю… могут знать, — произнес Тикфорд, — могли уже услышать, я не знаю, что у нас случилась трагедия. Пол Троттер сегодня днем покончил с собой. Не имею представления почему. Мы не знаем. Просто не знаем. И не можем знать.

Пятьдесят пар глаз повернулись, точно на шарнирах, в сторону Адриана. Почему первым делом послали за ним? О чем он так долго совещался за закрытыми дверьми с Тикфордом и родителями Свинки?

С Картрайтом все еще никто не побеседовал. Он ничего не знал и тоже обратил глаза, большие и испуганные, на Адриана.

— Боюсь, он должен был чувствовать себя очень несчастным, — продолжал, обращаясь, судя по всему, к потолку, Тикфорд. — Не знаю почему. Но мы вознесем за него молитву и препоручим душу его Господу. Отче Всесильный…

Опустившись, чтобы помолиться, на колени, Адриан почувствовал прикосновение чьего-то бедра. Бедра Ранделла.

— Что?

— Я его видел, — прошептал Ранделл. — Вчера, на кладбище, он поднялся наверх и сел рядом с тобой.

— И что же?

— Укрепи его милосердием Твоим, очисти любовью Твоей…

— А потом вы вместе спустились, и он плакал.

— Это никак не связано со случившимся.

— Да что ты?

— Аминь.

Том вопросов не задавал, Адриан же не мог заставить себя рассказать ему что-либо.

На следующее утро Биффо прислал Адриану записку. 'Какая ужасная, удручающая новость. Мы с Элен страшно расстроены. В прошлом году я был преподавателем Троттера, такой прелестный мальчик. Надеюсь, Вам не трудно будет прийти к нам и поговорить о случившемся. Если, конечно, Вы этого хотите. Элен и я будем очень рады, если в этом триместре Вы сможете почаще бывать у нас по пятницам. Со всем моим сочувствием в это ужасное время. Хэмфри Биффен'.

После полудня, когда Том с Адрианом играли в криббедж, кто-то постучал в их дверь.

— Аванти!

Это был Картрайт, и вид он имел испуганный.

— Можно поговорить с тобой, Хили?

Том, увидев лицо Картрайта, потянулся за книгой и темными очками:

— Я, пожалуй, пойду, порасту над собой.

— Спасибо, Томпсон. — Картрайт стоял, глядя в пол и ожидая, когда Том закроет за собой дверь.

— Присаживайся, — сказал Адриан.

— Я только что был у Тикфорда, — сказал Картрайт, не то не услышав приглашения, не то не приняв его.

— Угу.

— Он говорит, что Троттер был вроде как… вроде как влюблен в меня. И что сказал ему об этом ты.

— Ну, так говорил мне Троттер.

— Но я его даже не знал! Адриан пожал плечами:

— Мне жаль, Картрайт, но тебе ведь известно, какова наша школа.

Картрайт сел в кресло Тома и уставился в окно.

— Ох, черт побери. Теперь по всей школе разговоры пойдут.

— Ничего не пойдут, — сказал Адриан. — Тикфорд никому говорить не станет. Я уж тем более.

Знаешь, я даже Томпсону не сказал, а ему я рассказываю все.

— Да, но Тик говорит, что я должен поехать на похороны. Что об этом подумают?

— Ну… — ответил, быстро шевеля мозгами, Адриан, — я тоже еду на похороны. Распущу слух, что твои родители дружат с родителями Троттера.

— Пожалуй, это сработает, — сказал Картрайт. — Но зачем тебе вообще было говорить что-то Тикфорду?

— Это же самоубийство! Он оставил записку. В ней значилось: 'Хили все объяснит', — примерно так. Что еще я мог сделать, как не сказать правду?

Картрайт поднял на него глаза.

— А Свинка… Троттер говорил… говорил тебе, как давно с ним это, ну, эти чувства ко мне?

— По-видимому, с тех пор, как ты появился в школе.

Картрайт поник и уставился в пол. Когда он снова поднял голову, в глазах у него стояли слезы. И выглядел он рассерженным. Рассерженным и, на взгляд Адриана, прекрасным, как никогда.

— Почему он заговорил стобой? — воскликнул Картрайт. — Почему мне не мог рассказать? И зачем было убивать себя?

Гнев, прозвучавший в голосе Картрайта, поразил Адриана.

— Ну, полагаю, он боялся, что… что ты его отвергнешь, или еще чего-то. Я в этих вещах не разбираюсь.

— Боялся оказаться отвергнутым сильнее, чем смерти?

Адриан кивнул.

— Значит, теперь мне придется до конца жизни просыпаться каждое утро с мыслью, что я виноват в чьем-то самоубийстве.

Слезы покатились по лицу Картрайта. Адриан склонился и сжал его плечо.