Унаследовав огромную магическую чашу от своей матери, он, даже будучи студентом Университета Серой Магии, не успел растратить слишком много, а браслеты (и после — отказ от амнистии) предопределили его амбасиатскую судьбу навсегда. Потому, будучи амбасиатом и чувствуя мир тоньше, чем обычные люди, Ренн научился быть снисходительным к ним. Каждый спектакль был для него погружением в море чужих эмоций… и сейчас… сейчас в этом море было что-то не так.
Немаан почувствовал взгляд. Особенный, ничем не похожий на взгляды веселых зевак, собравшихся у сцены: так не смотрит сторонний наблюдатель — так смотрит лишь тот, кто причастен… Ренн даже остановился перед решающей фразой, чтобы найти глазами этого человека. И нашел…
…Молодой, но уже убеленный сединами воин. Он стоит за спинами зрителей, там, где нет ничего, кроме хлипкого, растоптанного сапогами снега; за его левым плечом висит в воздухе золотисто-желтый Лихт, а у ног его сидит рыжая файзульская чарга…
…Немаан расплылся в улыбке. И это была улыбка человека, который нежданно нашел в жизни то, во что стоит верить.
Он продолжил прерванную фразу и, подняв свою тонкую руку, указал ею не на юного Тирсена, игравшего Кана, как должен был, а на настоящего Ученика миродержцев; и, по неведомому наитию, люди стали оборачиваться, следуя его жесту. Вскоре уже ни один человек не смотрел на сцену.
— …а тебя, Кангасск Дэлэм
Море эмоций всколыхнулось, и по нему пошли крупные волны: удивление, недоумение, любопытство. Вряд ли, ой вряд ли кто-то поверил в давнее знакомство бродяги и последнего Ученика миродержцев, а тем более — в правдивость разыгранного спектакля… Но появление Кангасска, и — ничуть не меньше — послушная ему файзульская чарга заинтересовали всех и каждого…
…Был миг, когда что-то сдвинулось в реальности для Кана; когда он забыл, что все происходящее — лишь спектакль, поставленный вдохновенными бродягами, облаченными в потертые, видавшие виды костюмы; что все это — игра, грим и простенькие, расплывчатые иллюзии.
Почему? Да потому что тут совпадало все до последней детали. Каждый жест, каждое слово… Сыгранные на сцене, они, тем не менее, будили настоящую память. Словно все это произошло лишь вчера… вчера — стояли рядом Влада и Серег; вчера — терзала совесть за свою излишнюю доверчивость; вчера…
Кан забылся, окунулся в память о давних временах, казавшихся теперь такими светлыми, такими далекими. Лишь Ффар не дал им угаснуть в памяти и наделил их высшей ценностью и вечной жизнью…
И вот Немаан указывает на него, глядя мимо паренька, играющего молодого Дэлэмэра, мимо озадаченных таким поворотом событий актеров… и говорит ту самую фразу.
…Кангасск лишь виновато улыбнулся и развел руками, без слов отвечая: я помню. И еще: прости, что сорвал спектакль… Это действительно было так: на сцену не смотрел уже никто, и легендарный герой со своей файзульской чаргой казался людям куда интереснее малопонятной пьески…
— Пойдем, ребята, — сказал Немаан своим ученикам.
Велли послушно свернула иллюзии, юные актеры покинули свои места и последовали за своим наставником, который уже перешагнул порог беспросветно темного коридора.
Кангасск бросил последний взгляд на опустевшую сцену. Свет Ффара погас для него, прошлое стало прошлым, настоящее — настоящим. Положив ладонь на холку чарги, Ученик побрел сквозь толпу, ничего не слыша и не замечая…
Немаана он нашел, и это, без всяких сомнений, — тот самый Немаан. Даже не будучи гадальщиком, Кангасск не усомнился бы в этом. Но…
Но это был человек, носящий браслеты: видеть браслеты Кан уже мог, это несложно и доступно даже юным Сальваторам. Так вот: браслеты были на месте. И иллюзии, точно воспроизводившие давние иллюзии Немаана, накладывал сегодня кто-то другой, причем неумело.
Даже внешне этот Немаан отличался от того, которого Кангасск думал здесь найти. Этот был наполовину седой, а болезненную худобу его не скрывал даже мешковатый костюм. И, судя по походке и координации движений, он не воин. Даже близко нет.
Ученик стремился в Коссель за ответами, а нашел лишь больше вопросов…
— Ну как? Это тот Немаан, которого ты искал? — осведомилась Сорока, когда Кан вернулся.
— Тот, — рассеянно кивнул Ученик. — И не тот одновременно.
— Нуу, так не бывает, — рассмеялась на это Грави.
— Похоже, бывает, — кивнул Кангасск с безрадостной полуулыбкой и спросил: — Он как-то быстро исчез со сцены тогда. Ты не знаешь, где его можно сейчас найти? Я бы хотел поговорить с ним.
— Я знаю почти все! — весело заявила Сорока. — А чего не знаю, то могу узнать. Я тебе его найду, раз обещала. Посиди тут, а я спрошу сейчас кого надо…
Похлопав Кана по плечу и взъерошив ему волосы, Сорока умчалась куда-то. Стремительная… всю жизнь на бегу, не поспеешь за такой. Ученик переглянулся с Эанной: чарга прижала уши, ясно показывая, что праздничный грохот ей не нравится. Кангасск с нею согласился: он сам устал за день празденств и многое бы отдал за несколько минут тишины.
…Озаряя вспышками темно-синее небо, над Косселем раскрывались огненные цветы фейерверков…
Глава пятьдесят первая. Получившие Роль
— Вот твой загадочный приятель, — сказала Грави Кангасску, положив руку на его плечо, и не удержалась, попросила: — Как распутаешь эту загадку, скажи мне, ладно?
— Ладно, — по-доброму рассмеялся Кан, не в силах отказать любопытной Сороке.
Поверив на слово, Гравианна оставила его посреди общего зала таверны.
Таверна звалась «Драконий хвост». Стены из грубого серого камня, скрипучие доски полов и лестниц, изрубленные (а порой и прожженные магией) столы… от всего этого тянуло духом странствий и приключений (так сказал бы юный Кангасск), или духом бродяжничества и разбоя (так сказал бы Кангасск теперь). И публика собиралась тут соответствующая: по большей части теневая братия, наемники и бродяги. Из общей массы выделялись лишь несколько молодых Сальваторов, заглянувших сюда, видимо, из любопытства… да и сам Дэлэмэр. Он привлекал внимание даже без рыжей Эанны, которая осталась ждать его вместе с караванщиками Сороки. Любопытство было самое разное: от безобидного до угрюмого, с оттенком угрозы. Как ни странно, Кангасску было все равно.
Вновь найдя глазами тощую фигуру Немаана, склонившуюся над барной стойкой, Ученик подошел к нему и сел рядом.
— Здравствуй, — сказал Кан.
Немаан медленно обернулся и уставился на него масляным, неподвижным взглядом: видно было, что, по случаю праздника, принял он изрядно… Созерцал незваного гостя Ренн минуты две, прежде чем ответил:
