— Я, еще будучи мальчишкой, размышлял о том, откуда же берется магия, — Флавус смущенно пожал плечами. — И сколько лет прошло, а никто не сумел объяснить мне это. Много догадок, много теорий, но никто не знает, откуда она берется и почему не иссякает вот уже тысячелетия. Зато многие говорят, что знают, что такое звезда… Но мне кажется, — он вздохнул, — что наше Солнце и другие звезды — это что-то вроде гигантских Лихтов… или огненных сфер… Суть в том, что это магические образования. Горящая магия. Источники всей магии для своих миров.
Флавус произнес все это так вдохновенно, что Кан был тронут. Он мог бы поклясться, что видел сияющий ореол вокруг этого сурового воина, сумевшего и после войны остаться в душе все тем же любопытным мальчишкой, каким был за год до нее. К мечтам, подобным этой; мечтам горящим, как пламя, всегда хочется прикоснуться; они заразительны и прекрасны…
— Я их так представляю, все эти звезды… и Солнце. Ну не верю я, что это просто горящий сгусток газа, который загорелся сам по себе и горит сам по себе. Любой ученый будет смеяться над такой идеей, и пусть его… — хмуро буркнул Флавус и, вздохнув, притянул свой обогревательный Лихт обратно и вновь принялся ловко перебрасывать его из ладони в ладонь.
Кангасск тряхнул головой, отгоняя обидное воспоминание. Именно — обидное. В том растерянном пареньке он с трудом узнавал нынешнего себя… Сейчас Нэй Каргилл не смеет перечить ему, не пытается даже. А тогда каждое его слово звучало с победным торжеством…
— Флавус, — обратился к нему Кан.
— Да? — подняв взгляд, отозвался тот.
— Посмотрел бы я на того, кто стал бы над тобой смеяться… — произнес Ученик с укоризной.
Охотник задумчиво повел бровью и, глядя на сверх всякой меры серьезного Кангасска, едва успел уткнуться носом в рукав, чтобы не захохотать слишком громко. Через пару мгновений к внезапному веселью присоединился и Ученик.
— Ну ты сказал… — успокаиваясь, произнес Флавус. — Я так не веселился уже лет… много… — он вытер рукавом выступившую от смеха слезу. — Прямо врасплох застал…
— Да уж, — все еще посмеиваясь, закивал Кан, — уж что что, а глупость вовремя я ляпнуть умею.
— Кстати, у нас гостья, — как бы между прочим заметил Охотник.
Кангасск прильнул к биноклю, но всюду, куда бы он ни посмотрел, простиралась лишь снежная холмистая пустошь да плясали искристые снежинки.
— В бинокль ее не будет видно еще некоторое время, — Флавус сладко зевнул; похоже, после ночного дежурства его нешуточно клонило спать, даже недавний хохот надолго не взбодрил. — Я ее вижу стигийским глазом.
— Как это?.. — опустив бинокль, обернулся к другу Кан.
— Да она тоже Спектор, — пояснил Флавус. — А Спекторы друг друга видят, как и стигов. Тоже ведь стигийские камешки носим. А поскольку они все чем-то различаются, по ним я могу узнать, кто идет. Это Гравианна Изос, но мы ее зовем просто Сорока, ласково так. За то, что привозит не только товары, но и новости.
Отчего-то вспомнился Немаановский Тартен… Повязку Спектора он носил, и, похоже, в караван тогда и был взят как Спектор.
Значит, Немаан — все-таки обладатель стигийского камня. Должно быть, в обычном состоянии этот хитрец скрывал свой стигийский глаз иллюзией, а не полосой фарховой ткани, как обычно принято… И еще — теперь становится ясно, отчего он опасался подходить к Луру: о его приходе знали бы задолго до того, как он попал бы в поле зрение биноклей или глазастых винтовок…
«Все темнее и темнее это дело…» — покачал головой Кан.
Через полтора часа у ворот показался караван Гравианны Изос.
— Флавуууус!!! — прорезал снежную тишину бойкий молодой голос. — Засоня! Выходи, открывай Сороке двери!!
— Ктоооо там спать мешает?!! — артистично возмутился командир ивенского ополчения, выглянув из- за стены.
— Я, конечно! — был не менее «возмущенный» ответ. — Открывай, говорю, ворота! Везу вам товары да новости, как обычно.
Флавус молча подал своим людям знак открыть ворота. Загремела цепью поднимающаяся решетка; двинулись в стороны тяжелые створки, руша белоснежный сугроб, который намело за ночь…
— Пошли встречать, — дружески пихнув Кана локтем, сказал Флавус.
Охотник спустился по переплетению труб, тросов и железным обломкам шустрее белки. Ученик чуть запоздал, но перед гостьей они все же предстали вместе.
…Гравианна была молода (лет двадцать пять, не больше), и, несмотря на черную повязку, закрывавшую один глаз, очень красива. Дело даже не в чертах лица и не в миниатюрной фигурке… Просто в ней было столько жизни, радости и бесшабашной отваги, что невозможно было не залюбоваться.
И то, с какой нежностью смотрит на нее Флавус, от Кана, гадальщика и амбасиата, не укрылось. Похоже, эти двое не просто друзья…
— Привет, суровый командир! — задорно хмыкнула девушка.
— Здравствуй, Сорока, — мягко ответил Флавус и обнял ее, осторожно, словно опасаясь сделать больно этому хрупкому существу. — Я скучал…
— Да и я тож… — вздохнула Грави.
