Макс успел основательно устать за день, но стойко, словно оловянный солдатик из сказки, шагал вслед за Пустынником. Если вдуматься, солдатику и то хуже было, одноногому, но он ведь держался, несмотря ни на что. Конечно, на него смотрела бумажная танцовщица, и перед нею солдатик просто не мог вести себя иначе.

У него, Макса, тоже есть такая «танцовщица». Правда, не здесь, не бумажная и совсем даже не танцовщица, но это мелочи. И ради нее он будет упрямо шагать хоть на край света и драться с кем угодно, хоть с троллем из табакерки, хоть со сворой куда более опасных тварей.

Кто-то похлопал его по плечу. Обернувшись, Макс увидел Латышевского.

– Сейчас пойдешь со мной, – чуть слышно шепнул инженер и громко возвестил: – Давайте сделаем маленькую остановочку? Мне это, за угол отойти надо.

– Нельзя отходить, – моментально отреагировал Игорь.

– Со мной будет кто-то, например Макс, и покараулит.

Отряд остановился.

– Только быстро и не зевать.

Макс, не задавая лишних вопросов, последовал за Латышевским. Отойдя за угол ближайшего дома, инженер тихо сказал:

– Пустынник – не тот, за кого себя выдает. И не сталкер. Подозреваю, что он предатель.

– Почему это? – насторожился Макс.

Старик лукаво улыбнулся:

– Сынок, помнишь разговор в покинутом городе Иваново? Пустынник сам сказал, что немного знаком с айкидо.

– Ну и? – непонимающе спросил наемник.

– Лет сорок назад мне посчастливилось полгода заниматься айкидо у последнего из владеющих этим искусством учителей. Мой наставник умер вскоре и унес свое мастерство с собой в могилу. Айкидо – утраченная дисциплина… Так я думал. И тогда, в Иваново, я заподозрил, что Пустынник либо лжет, либо получил свои навыки неким необъяснимым способом. Некому его учить: последний наставник умер до его рождения. А теперь, когда мы знаем о СШЕ, все становится на свои места. У СШЕ айкидо сохранилось, и только у них Пустынник мог научиться этому.

– А еще он разговаривает очень гладко, складно, с множеством терминов, многие из которых я раньше не знал, несмотря на мою начитанность.

– Угу, ты тоже это заметил, сынок, – кивнул инженер. – У Пустынника очень хорошее образование, чего я не встречал среди сталкеров.

– И что думаете дальше делать?

– Пока ничего. Просто будь начеку. Я решил, что должен поделиться своими подозрениями, ты парень надежный. Пока помалкиваем и смотрим, что дальше будет. Пошли обратно.

Минут через двадцать Пустынник взглянул на часы.

– Думаю, нам стоит остановиться на ночлег, – сказал он.

Эти слова прозвучали несколько странно.

– Но ведь сейчас только четыре пополудни, – удивился Слепнев.

– И мы еще в городе, – добавил Петруха, – а этот ублюдок идет за нами.

Час назад алчущий, обогнав отряд, устроил засаду на крыше и едва не убил Михаила огромным куском шифера, промазав всего чуть. До сих пор тварь упрямо преследовала отряд, постоянно держа людей в напряжении.

– Скоро окраина города. А в степи мы будем как на ладони, с вертолета нас заметят сразу. Потому мы сейчас отдохнем и дальше пойдем ночью.

– Хреновая идея, – поморщился Игорь. – У нас батареи и так уже два дня без подзарядки, наши ПНВ их посадят за пару часов. А ходить ночью вслепую… да по чужой земле…

– Есть идея получше? – хмыкнула Ольга. – Мы не видим, и нас не видят… Честно, как по мне.

– Нас не видят? Скажи это алчущим…

– Семен Борисович, вы вообще как собираетесь искать лабораторию? Есть хоть какие-то ориентиры? – перевел беседу в другое русло Макс.

– Никаких. Мы вычислили координаты во многом благодаря рапорту одного из офицеров охраны – именно он и был в шифровке. Там упоминается о том, что нападение волны инфицированных произошло аккурат в момент захода солнца. Зная время захода солнца и дату, мы смогли примерно определить координаты. Это был очень сложный расчет, и мы провели его раз двадцать силами независимых математиков и астрономов. Все их результаты ложатся в круг радиусом примерно в километр. И, согласно имеющимся картам, там голая степь.

– Так ведь солнце много где заходит в один и тот же момент, – усомнился Михаил.

– Да, но местоположение мы уже и так знали приблизительно, знали, что Волгоградская область.

– Вот уж смеху будет, если мы ничего не найдем, – пробурчал Игорь.

– Ага, – согласился Макс.

Настроение испортилось окончательно. Он свято верил, что Слепнев точно знает место, а теперь оказалось, что нет. С точностью до километра, сказал Звягинцев, но одно дело – точно знать, где этот «километр», и совсем другое – высчитать. И может статься, контракт будет невыполнимым, если вдруг яйцеголовые ошиблись. Если так… Если так, то он все равно получит у Ставрицкого две дозы сыворотки или же просто вышибет ему мозги в случае отказа.

Эта мысль, как оказалось, посетила не только его.

– Тогда вам лучше найти эту лабораторию, господа академики, – внезапно сказал Виктор, – иначе домой мы уедем без вас.

– Полегче, дружище, не нервничай, – попытался успокоить его Михаил, но не тут-то было.

– Не нервничай?! – взвился Виктор. – Я бы не нервничал, если бы это твои дети прозябали в нищете и холоде! Если бы это твоей жене, а не моей были нужны антибиотики! Уж поверь мне, я бы не оказался тут, если б в Университете требовались охранники! Мне предложили место и паек – но на одного человека, а не на четырех! Никто не будет кормить моих детей и лечить больную жену! Никому, слышишь, никому нет до них дела, и они сейчас живут в почти вымершем поселке! Я продал все, что имел, чтобы обеспечить их едой и топливом на месяц, и если по истечении этого месяца у меня не будет достаточно патронов, чтобы оплатить жилье в Университете, еду и лекарства, мне останется только пустить себе пулю в голову! Но перед этим, Бог свидетель, я пристрелю еще кое-кого!

– У меня идея получше, – негромко сказал Макс. – Если выйдет пшик из всего этого, мы отправимся с тобой к Ставрицкому и все равно получим наши гонорары. Мне, как и тебе, уже нечего терять, я такой же смертник, как и ты.

Виктор промолчал, но бросил в сторону Макса благодарный взгляд, и тот ободряюще подмигнул, обрадовавшись в душе: еще один человек, кроме Влада, который, случись что, будет выполнять его, Шрайка, приказы, а не Игоря.

– Я рад, что вы успокоились, – пряча недовольство в голосе, произнес Слепнев. – В конце концов, мы