С гордо поднятой головой повёл Мирослав любимую жену в зал, и все, кто там были, ликуя, приветствовали молодую королеву.

Жил однажды один пан, и был он несметно богат. Но что проку с того? Для чего всё это богатство, если не было у него сына, которому мог бы всё оставить в наследство? Да и был пан уже немолод. Каждый день ходил он со своей женой в храм молиться, чтобы бог послал им сына.

Наконец жена сказала, что у них будет ребёнок, а перед тем как ему появиться на свет, увидел пан во сне: родится мальчик, но до двенадцати лет нога его не должна коснуться земли, иначе он тут же исчезнет.

И вот родился мальчик, красивый, ладный. Пан тотчас же нанял девять нянек, которые по очереди должны были его нянчить, и строго наказал им, чтобы ребёнок не смел касаться земли.

Няньки приказ пана честно выполняли. Мальчику оставалось всего несколько дней до двенадцати лет, а земли он ещё не касался. Всё время его либо на руках носили, либо в золотой колыбели качали.

Пан уже начал делать приготовления к званому обеду по случаю избавления своего любимца от тяжкой доли. Вдруг во дворе раздался страшный крик. Нянька, та, что мальчика на руках держала, очень уж любопытная была — забыла про свои обязанности, поставила мальчика на пол, а сама побежала к окну, посмотреть, что случилось.

Крик утих.

Нянька хотела взять мальчика обратно на руки и... о ужас! Мальчика в комнате не было. Вспомнила она тут приказ хозяина. Бедняжка так плакала и рыдала, что сбежались все домочадцы. Прибежал и пан, в страхе стал спрашивать, что случилось, где мальчик.

Дрожа как осина, нянька рассказала, что произошло.

Пан очень опечалился, что счастье его так неожиданно рухнуло. Тотчас же разослал слуг на все стороны искать мальчика. Приказывал, просил, золото сыпал, как мякину, только бы его отыскали. Искали мальчика долго, но так и не смогли найти, он словно в воду канул.

Через какое-то время заметил опечаленный пан, что в одной из самых красивых комнат его дома каждую ночь ровно в полночь раздаётся какой-то шум и плач. Долго он слушал — шум и плач не прекращались; захотелось ему знать: что бы это могло быть? У него даже мелькнуло в голове: уж не пропавший ли это сын?

Тогда пан объявил, что даст триста золотых тому, кто проведёт в этой комнате ночь.

Нашлось немало таких, что были согласны. Но как только близилась полночь, все они пугались и убегали, рассудив, что не стоит за триста золотых жизнью рисковать. Так и не мог пан узнать, что происходит в той комнате.

Неподалёку от панского двора жила вдова мельника с тремя дочерьми. Жили бедно, едва сводили концы с концами. Слухи о шуме, плаче и о трёхстах золотых дошли и до их халупки. Тогда старшая дочь говорит матери:

— Матушка, может, хватит нам горе мыкать? Попытаю я счастья, пойду покараулю одну ночь, вдруг что и узнаю. Ведь триста золотых нам пригодятся.

Мать покачала головой, поразмыслила и позволила дочери пойти к пану.

И вот пошла старшая дочь мельничихи к богатому пану и сказала ему, что она согласна пробыть ночь в комнате.

— Ты хочешь караулить? Что ж, девочка, попытай счастья.

— Ладно, попытаю, только будьте так любезны, прикажите, чтобы мне дали немного снеди, я бы приготовила себе ужин, а то мне есть хочется,— попросила девушка.

Пан тотчас же приказал, чтобы ей принесли чего-нибудь для ужина. Девушка взяла всё, что необходимо, набрала дров, зажгла восковую свечу и отправилась в отведённую ей комнату. Там она развела в печи огонь, поставила варить ужин, накрыла стол, постелила постель и за всеми этими делами не заметила, как время прошло.

Пробило двенадцать. Тотчас в комнате раздались шум и плач. В страхе девушка заглянула во все углы, но нигде никого, чисто всё как на ладони, а оно продолжает шуметь и плакать. Вдруг всё смолкло, и перед нею появился юный красавец. Спрашивает он её приветливым голосом:

— Кому это ты готовишь?

— Себе,— отвечает она.

Опечалился юноша и спрашивает её немного погодя:

— А для кого это ты стол накрыла?

— Для себя! — отвечает.

Красавец ещё больше опечалился, в серых его глазах сверкнули слёзы.

— А кому это ты постелила? — спросил он её напоследок.

— Себе! — ответила девушка, как и прежде. Тут юноша заплакал и исчез.

Утром мельничихина дочка пересказала пану всё, что видела и слышала, но о том, как ответы её юношу опечалили, умолчала. Пан ей триста золотых отсчитал, радуясь, что хоть что-то узнал.

На следующую ночь караулить отправилась средняя сестра, а старшая научила её, что делать и как отвечать. И она сделала всё так, как её учили.

Сперва пошла к пану, а когда тот ей разрешил ночевать в комнате и велел принести для неё всё необходимое, чтобы приготовить ужин, она взяла, что ей было нужно, и ушла в ту комнату. Развела огонь, поставила варить еду, накрыла стол, постелила постель и стала ждать полуночи.

Когда юноша появился и стал спрашивать: «Для кого накрыла? Для кого готовишь? Для кого постелила?» — она на всё отвечала: «Для себя, для себя, для себя». Юноша, как и накануне, заплакал и исчез. Утром девушка пану всё рассказала, только промолчала о том, как юношу опечалили её ответы.

Так же, как и сестра, она получила триста золотых.

На третий день говорит младшая:

— Эх, сестры мои дорогие, коль уж вам так повезло и вы по триста золотых принесли, пойду-ка и я попытаю счастья.

Самую младшую дочь мать любила больше всех, но раз со старшими ничего не случилось, разрешила пойти и этой. Младшая так же, как и сестры, взяла кое-что из еды и отправилась в комнату. Там развела огонь в печи, поставила варить ужин, стол накрыла, постель постелила и в страхе и надежде стала ждать полуночи.

Пробило двенадцать, в комнате послышался шум, раздался плач. Девушка заглянула во все углы — нигде никого.

Вдруг всё стихло, и перед ней оказался красивый юноша и спросил приветливым голосом:

— Кому это ты готовишь?

Сестры говорили ей, как она должна отвечать, но когда она глянула на юного красавца, то подумала: хуже не будет, если она и по-другому ответит.

— Так кому же это ты готовишь? — снова спросил юноша, на этот раз уже нетерпеливо.

— Себе... но если ты голоден, то и тебе,— ответила девушка.

Печальное лицо юноши стало проясняться.

— А для кого это ты стол накрыла?

— Для себя... Но если и тебе хочется поужинать, то и для тебя.

Лёгкая улыбка мелькнула на лице юноши.

— А кому это ты постелила? — третий раз спросил он.

— Себе... но если ты хочешь спать, то и тебе.

Тут юноша обрадовался, захлопал в ладоши и говорит:

— Хорошо, очень хорошо, что всё это ты и для меня приготовила. Только немножко погоди, пожалуйста, я должен проститься со своими друзьями, которые всё это время меня опекали.

По комнате вдруг повеял тёплый ветерок, посреди открылся глубокий ход, и юноша стал в него