— Ли Мин! — воскликнул Боцзюэ. — Давненько тебя не видал!
— Меня господин Сюй с северной окраины зазвал, у него и пробыл несколько дней, — объяснил певец.
Тем временем слуги накрыли стол и принесли завтрак. Тут было четыре блюда солений и десять блюд зелени, а также четыре блюда горячих закусок: вареные ножки, жареные голубята, паровые блины с салатной горчицей и пельмени с куриной начинкой. В оправленных серебром чашках дымился рис, красовались блюда с кедровыми орехами и каштанами, плодовыми косточками, корицей и сахаром. Симэнь Цин завтракал в компании с Ин Боцзюэ и Чэнь Цзинцзи. Принесли маленькие серебряные чарки и наполнили их чжэцзянским вином. Каждый выпил по три чарки и кувшин был еще больше, чем наполовину полон, но Симэнь велел Хуатуну унести его вместе со столом.
— Отнеси во флигель и доешьте вместе с Ли Мином, — распорядился он и стал одеваться.
Они верхом отбыли на похороны помощника областного правителя Шана, а Ли Мин остался в западном флигеле доедать блюда. Между тем, после отъезда Симэня, Юйсяо, Ланьсян и остальные девушки еще поиграли немного на инструментах, потом начали дурачиться и забрели в восточный флигель к Симэнь Старшей.
Чуньмэй с ними не пошла. Она осталась с Ли Мином заняться игрою на лютне. Широкие рукава ниспадали ей на руки, и подвыпивший Ли Мин стал невольно пожимать их, припадая к певице.
— Ах ты, негодяй проклятый! — в гневе закричала Чуньмэй. — Как ты смеешь руки мои лапать? Заигрывать со мной вздумал? Жить тебе надоело? Ты что, не знаешь, кто я такая? Разъелся на отборных-то харчах, жир в тебе заиграл, негодяй. Ишь, за руки хватать вздумал! Не там клад ищешь, негодяй! Поди, сперва разузнай, а уж потом копай! Надо же, руки жмет! Погоди, придет хозяин, все скажу. Стрелой отсюда вылетишь. Думаешь, кроме тебя и учителей не найдется? Да таких негодяев в веселых домах хоть пруд пруди. Уберешься, меньше вони будет.
Так ругалась Чуньмэй, что Ли Мин понял — не до жиру, быть бы живу. Прихватил он свои пожитки и ушел.
Да,
Напуганный Ли Мин убежал, а рассвирепевшая Чуньмэй пошла прямо в дальние покои.
Цзиньлянь между тем играла в шашки с Юйлоу и Пинъэр. Тут же была и Сун Хуэйлянь.
— Кого ты ругаешь, негодница? — заслышав брань, спросила Цзиньлянь. — Кто тебя так взвинтил?
— Известно кто! — отвечала в сердцах Чуньмэй. — Ли Мин, подлец несносный. Перед уходом хозяин ему, как порядочному, кушанья оставил, а тут еще Юйсяо с Ланьсян возню затеяли, давай перед ним дурачиться, его и взбудоражили, а сами во флигель к молодой госпоже убежали. Смотрит — нет никого, и как меня что есть силы за руку схватит! А сам пьяный, подлец. Глядит на меня, зубоскалит. Думает, ему прощу. А я как пошла его отчитывать, он пожитки в охапку и был таков. Жаль, не влепила ему пощечину! Знай, подлец, к кому пристаешь. Я тебе не девка какая-нибудь, с которой любые штучки вольно проделывать. Я ему, бесстыжему, так морду намою!
— Смотри, ты вся побледнела! — сказала Цзиньлянь. — Провалились твои занятия, выгнать надо этого подлеца, и дело с концом. Нечего ему на пении деньги наживать! С какой это стати, спрашивается, он с моей служанкой будет заигрывать?! Знаю, из подлеца порок так наружу и прет.
— Несладко ему придется, — заметила Чуньмэй. — Правда, он брат госпожи Второй. Только неужели она вступится, зло затаит? Достанется мне тогда, а?
— Сама посуди, — рассуждала Сун Хуэйлянь. — Раз ты в дом учителем нанялся, нельзя с девушками заигрывать. Тебе деньги платят, тебя содержат. Значит, обязан, как к родителям, относиться. Вон целыми днями ведь ешь да чаи распиваешь.
— Мало того, — вмешалась Цзиньлянь. — Ему еще деньги давай, подлецу. Пять лянов в месяц вынь да положь. Плохо ты кончишь! Спроси-ка во всем доме, кто из слуг храбрости наберется перед хозяином зубоскалить да шутки шутить, а? Хорошо, если только отругает, а то хозяину под руку попадешь — выпорет. Тогда глаза перестанешь пялить, подлец несчастный! Знал хозяйскую ласку, познаешь и таску! А ты где была? — спросила она Чуньмэй. — Зачем там рассиживалась после ухода батюшки, а? Сама ему дала повод заигрывать?
— Да я из-за подружек задержалась, — отвечала Чуньмэй. — Они там разбаловались.
— А где они сейчас? — спросила Юйлоу.
— У молодой госпожи.
— Пойду посмотрю, — сказала Юйлоу и вышла.
За ней через некоторое время удалилась и Пинъэр, чтобы послать служанку за Инчунь.
Под вечер, когда вернулся Симэнь Цин, Цзиньлянь подробно рассказала ему о случившемся. Хозяин наказал Лайсину не пускать Ли Мина в дом. Певец больше не смел показываться.
Да,
В подтверждение тому стихи:
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в следующий раз.
Глава двадцать третья