— Что-то так холодно сегодня стало, — проговорила Юэнян, едва певица кончила петь.

— Снег идет, — заметил стоящий рядом Лайань.

— Вы, должно быть, легко одеты, сестрица, — сказала Юйлоу. — Я ватную шубу на подкладке захватила, а то к ночи холодновато бывает.

— Раз пошел снег, надо за меховыми шубами сходить, — заметила Юэнян.

Лайань поспешил к Дайаню.

— Матушка распорядилась принести шубы, — сказал он.

Дайань позвал Циньтуна:

— Ступай принеси, а мы тут обождем.

Циньтун, не сказав ни слова, побежал домой.

Немного погодя Юэнян вспомнила про Цзиньлянь.

— Кто за шубами пошел? — спросила она Лайаня.

— Циньтун.

— И мне не сказался?! — удивилась хозяйка.

— И сказать-то не успели, а он уж бежать, — вставила Юйлоу. — У матушки Пятой шубы нет, — она обернулась к Юэнян. — Взять хотя бы у сестрицы Второй.

— Как это нет? — возразила Юэнян. — Дома чего не найдется! Возьми вон в лавке заложенную шубу, и весь разговор. А почему Дайань сам не пошел, рабское отродье? К чему других посылать?! Позови его ко мне.

Дайань предстал перед хозяйкой.

— Хорош, хорош, голубчик! — обрушилась на него Юэнян. — И давно завел посыльных, а? Других посылаешь, а я и знать не знаю. Тебя надо правителем посадить. Вот бы стал распоряжаться. Гонял бы посыльных, а сам бы сидел да посиживал. А то ведь чего доброго шапка сдвинется на голове.

— Зря вы, матушка, на меня сердитесь, — отвечал Дайань. — Если б меня посылали, я бы и пошел. Лайань никого не назвал. Надо, говорит, за шубами сходить, и все.

— Выходит, я в доме никто?! Тебе, значит, Лайань — указ, а? — не унималась Юэнян. — Избаловали вас, негодников, вот что я скажу, а вы распустились. Хозяева для вас, что изваянье Будды, — поставили в угол, и пусть коптится да пылится. Каков жертвователь, такова и обитель! Ты и у тех и у других выслуживаешься, вот и вьешься, рыбку в мутной воде ловишь. Тебе бы отовсюду урвать. Думаешь, я о твоих проделках не знаю? Зачем ты провожал Гуйцзе? Ведь хозяин тебя не посылал. Ее другие провожали, так ты узел из рук вырвал. А насчет служанки? Оставить или нет — тоже не твое дело. Зачем ты в чужие дела лезешь, а? Впрочем, как же тебе не лезть, если тебя посылают! Ты и певицу взялся провожать, чтобы тебе кое-что перепало. Вместо того чтобы самому ко мне явиться, ты других посылаешь, а почему? А чтобы я их ругала, а не тебя. Вот ты до чего ловчишь да хитришь!

— Это Хуатун сам виноват, — оправдывался Дайань. — Батюшка увидал его с узлом и мне велел проводить Гуйцзе. А когда я его к вам послал насчет служанки сказать, вы же сами, матушка, решили, как с ней быть, и я тут вовсе не при чем.

— Вот негодяй, рабское отродье! — закричала разгневанная Юэнян. — Будешь долго оправдываться?! Только мне и дела, что глупости твои выслушивать! Убирайся, и чтоб следа твоего тут не было! Посылаю — не идет, да еще припирается! Не верю я ни одному твоему слову. Погоди у меня, негодник! Самому пожалуюсь, он тебе шею намылит.

— Дайань! — вмешалась жена У Старшего. — А ну, ступай скорей за шубами! Матушка сердится. Сестрица! — обратилась она к Юэнян. — Скажи, матушке Пятой шубу принести.

— Никакой шубы мне не надо, — вмешалась Цзиньлянь. — А если пойдет, пусть принесет мою на подкладке. Не хочу заложенную надевать. Какая бы ни была — все с чужого плеча. Да она еще на рыжую собаку похожа — смеяться будут. Ее и поносить не успеешь, как выкупать придут.

— Да я вовсе не о заложенной говорю, — пояснила Юэнян. — Думаешь, от наследников полководца Вана, что ли? Ее Ли Цзяоэр носит. Я о той, что Ли Чжи дал. У него шестнадцати лянов не хватило, он шубой и расплатился. — Юэнян обратилась к Дайаню: — Шуба в большом шкафу. Вели Юйсяо, чтоб достала. И дочкину захвати.

Хмурый Дайань вышел.

— Ты куда? — спросил его Цзинцзи.

— Вот въедливая-то! Настоящий живчик! — бормотал слуга. — Одно и то же по два раза делай. Ночь, а тут опять домой беги!

Когда пришел Дайань, приказчиков Фу и Юня уже не было, а Симэнь Цин, Ин Боцзюэ, Се Сида, Хань Даого и Бэнь Дичуань продолжали пировать у ворот.

— Матушки вернулись? — спросил Симэнь.

— Нет еще, — отвечал Дайань. — Меня за шубами послали.

И он направился в дальние покои.

Еще до него туда явился Циньтун и стал разыскивать Юйсяо.

— Они у жены Бэнь Дичуаня пируют, негодницы, — сердито сказала ему сидевшая на кане Сяоюй. — Не знаю, где у них хранятся шубы. К Бэню ступай, там и спроси.

Циньтун бросился к дому Бэнь Дичуаня, встал под окном и стал прислушиваться.

— Барышня Старшая, барышня Вторая, что это вы и чарочки не осушите? — обращалась к гостьям хозяйка. — И закуски нетронутые стоят. Кушайте! Или брезгуете?

— Мы и так немало выпили, тетушка, — отвечала Чуньмэй.

— Да что вы! Не обижайте уж нас! — Хозяйка обернулась к тетушке Хань. — Соседушка дорогая! Ты ведь тоже хозяйка! Попотчуй барышень. Что же так-то сидеть? — Она позвала дочь Чжанъэр. — Налей-ка барышне Третьей, и у барышни Четвертой чарка почти пустая.

— Я вообще не пью, — сказала Ланьсян.

— Голодные вы у меня остались, барышни, — говорила хозяйка. — Не нашлось вам лакомства по вкусу. Не осудите, прошу вас. Хотелось мне позвать уличных певцов, да побоялась, как бы батюшка не