— Иди, пригласи бабушку Пань, матушку Пятую и матушку Шестую, — наказала она Сяоюй.
Цзиньлянь с Пинъэр напудрились и вместе с матушкой Пань направились в дальние покои, где составили компанию старшей невестке У и золовке Ян, а с заходом солнца вышли с Юэнян к воротам проводить ее гостей до паланкинов. Они остановились у ворот. Первой заговорила Юйлоу:
— Пока хозяин в доме смотрителя У пирует, давайте сходим в дом Цяо, посмотрим, а?
— У кого от того дома ключи? — спросила у привратника Пинъаня хозяйка.
— Если матушка изволит пойти посмотреть дом, ворота там открыты, — отвечал Пинъань. — Там Лайсин за работой мастеров следит.
— Вели мастерам выйти, пока мы осмотрим дом, — наказала Юэнян.
— Не беспокойтесь, матушка, — успокоил ее Пинъань. — Мастера в четвертой большой комнате глину месят. Им тогда велят выйти.
Юэнян, Цзяоэр, Юйлоу, Цзиньлянь и Пинъэр сели в паланкины, и нанятые носильщики перенесли их через улицу. Женщины миновали парадные ворота и очутились в трехкомнатной постройке с теремком наверху. Юэнян пожелала подняться наверх, но не успела она дойти и до половины крутой каменной лестницы, как поскользнулась и, крикнув с испугу, кое-как удержалась, зацепившись за перила.
— Что с вами, сестрица? — крикнула Юйлоу и тотчас же подхватила ее под руку, чтобы она не упала.
Испуганная Юэнян стала спускаться, поддерживаемая остальными женщинами. Она побледнела, как восковая свеча.
— Как же это вы так поскользнулись, сестрица? — спрашивала Юйлоу. — Не ушиблись?
— Да я не ушиблась, — отвечала Юэнян. — Только бы живот не стронуть. Так я перепугалась — сердце в пятки ушло. Какая лестница крутая, не то что наша. Хорошо, что за перила как-то удержалась, а то и не знаю, что со мной было бы.
— Знай мы, что вы в положении, ни за что б наверх не пошли, — заметила Цзяоэр.
Женщины отвели Юэнян домой. Вскоре она ощутила последствия падения — боль в животе, которая становилась нестерпимой. Симэня не было, и она дослала слугу за тетушкой Лю. Осмотрев Юэнян, знахарка сказала:
— Бремени, которое вы носите, нанесено поврежденье, должно быть, непоправимое.
— Я больше пяти месяцев носила, — отозвалась Юэнян. — И вот на лестнице поскользнулась.
— Примите мое лекарство, — посоветовала старуха. — Если не поможет, вы скоро избавитесь от бремени.
— Что ж теперь делать! — согласилась Юэнян.
Тетушка Лю оставила ей две больших черных пилюли и велела принять с полынной настойкой. Средь ночи Юэнян посветила в бадью, где увидела уже сформировавшийся плод — мальчика.
Да,
Хорошо еще, что в тот день Симэнь не остался у Юэнян, а переночевал у Юйлоу, которая на другое же утро пошла проведать Старшую.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Юйлоу.
— В полночь выкинула, — не скрыла Юэнян. — Мальчика.
— Какая жалость! — посочувствовала Юйлоу. — А батюшка знает?
— Он вернулся навеселе. У меня разделся. Мне, говорю, нездоровится, пойди еще к кому-нибудь. Вот он к тебе и отправился. Я ему ничего не сказала, а у меня и сейчас еще внутри побаливает.
— Вы, должно быть, не очистились до конца, — сказала Юйлоу. — Примите для очищения подогретого вина с лекарством, вам и полегчает. Да будьте осторожней, сестрица! Никуда эти дни не выходите. Ведь выкидыш — не нормальные роды! Остерегайтесь простуды, а то совсем сляжете.
— Само собой понятно! — согласилась Юэнян. — Только прошу, никому не рассказывай, а то пойдут разговоры. Вот, мол, зазнается, а сама в пустом гнезде спит. Зачем давать повод для сплетен?
Так Симэнь ничего и не узнал о случившемся, но не о том пойдет речь.
Расскажем теперь о приказчике, которого Симэнь взял в новую лавку шелковой пряжи, — человеке, никак не заслуживающем доверия. Звали его Хань Даого, а прозывался он Маленький Яо.[499] Сын разорившегося Ханя Лысого, Даого опустился, служил на посылках у господ, был одно время стражником в свите Юньского князя, а теперь поселился в Кожевенном переулке, что близ Восточной улицы. Пустой и ветреный, он слыл завзятым болтуном и краснобаем. Чтобы выманить деньги, он преследовал жертву, как тень, а то и бесцеремонно залезал в чужой кошелек. Занявшись торговлей у Симэня, Хань Даого стал прямо-таки сорить деньгами, справил себе не одну шкуру навозного жука[500] и щеголял в них, горделиво задрав нос и выпятив грудь колесом. За его бахвальство и походку вразвалку он вскоре стал зваться не Маленький Яо, а просто Вертлявый. Жена его, сестра мясника Вана, была шестой в семье. Женщина она была высокая, с овальным, как тыквенное семечко, смуглым ликом, лет двадцати восьми от роду. Брат его, Хань Второй, по кличке Шулер, известный мошенник, жил отдельно, но путался с невесткой. Когда Хань Даого ночевал в лавке, деверь не упускал случая заглянуть к невестке. Они пили вино и миловались до поздней ночи. Ханю Второму было и невдомек, что уличные юнцы давно уж заметили, как красится и рядится Ван Шестая, с каким важным видом встает она у ворот и кокетничает с прохожими. Однако стоило только одному из дружков откликнуться на ее заигрывание да пошутить с ней, как она грубо отвергала ухаживания и осыпала его отборной руганью. Выведенные из себя молодые люди договорились, наконец, между собой выследить, с кем она водит шашни.
Не прошло и полмесяца, как они узнали о связи Ван Шестой с деверем. Жила она, как было сказано, в Кожевенном переулке. Дом ее выходил тремя комнатами на улицу. По обеим сторонам к нему примыкали соседские дома, а сзади, за насыпью, был пруд. С насыпи дружки и наблюдали, как Шулер проникал к невестке. Случалось, они подсылали старуху подмести в доме пол, или мальчишку — будто бы ловить на заднем дворе бабочек, а то и сами взбирались на стену и, подглядывая за любовниками, ждали удобного случая схватить их на месте преступления.
И вот однажды, когда мужа не было, Шулер напился с невесткой средь бела дня. Замкнули они дверь на задвижку и только приступили к делу, как недремлющие юнцы послали мальчишку потихоньку отомкнуть дверь, а за ним всей гурьбой ворвались в спальню. Шулер вырвался было и бросился наутек, но его свалил с ног подоспевший юнец. Ван Шестая еще лежала в постели, торопливо прикрывая наготу, когда в комнату ворвался один из дружков и выхватил у нее одежду. Любовников связали одной веревкой и вывели наружу.
Вскоре у ворот дома выросла целая толпа. Слух сразу дошел до лавок Кожевенного переулка и распространился на соседние улицы. Одни расспрашивали, что случилось, другие подходили поглазеть.
— Жена Хань Даого с деверем спуталась, — говорили в толпе.
— За что это их? — спросил замешавшийся в толпе старик, увидев связанную пару.
— А ты не догадываешься, почтенный?! — удивился один из словоохотливых, что стоял рядом с ним. — Деверь, видишь ли, с невесткой спутался.
— Ай-яй-яй! — старик покачал головой. — Вот оно, оказывается, в чем дело. Да, за такое преступление, попади они только в суд, петли не миновать!
— Тебе, почтенный, законы, конечно, лучше знать! — вставил все тот же речистый, узнав в старике Снохача Тао, который сожительствовал сразу с тремя снохами. — Коль за связь деверя с невесткой — петля, то что ж, скажи, пожалуйста, дают за шашни свекра со снохами?
Тао Снохач осекся и, опустив голову, молча вышел из толпы.
