Хуннян-цветок[493] тебя, не торопясь, Ввела в опочивальню, юный князь. В игре под персиком янтарным, Тебе цветком я буду парным.[494] Кувшинкой золотой в руке Под лотосом на стебельке.[495] Как яростно стремились мы друг к другу! Зачем же астру, жалкую прислугу, Послал цветок граната передать[496] И к розам на кусту[497] прилип опять?

Цзинцзи кончил петь и опять стал просить у Цзиньлянь ключ:

— Матушка, отдайте ключ. Приказчики, наверно, заждались, и батюшка того и гляди пожалует.

— Ишь, какой хороший! — отвечала Цзиньлянь. — Ловко у тебя язык подвешен. Вот обожди, пусть только батюшка спросит, скажу: напивается, мол, неизвестно где, и ключи теряет, а потом у меня в комнате ищет.

— Ну что вы! — взмолился Цэинцзи. — Вам бы, матушка, только палачом-мучителем служить.

— Да отдай ты ему! — уговаривали Цзиньлянь матушка Пань и Пинъэр.

— Скажи спасибо бабушке с матушкой, — наконец вроде бы согласилась Цзиньлянь, — а то заставила бы тебя петь до самого заката. Наговорил с три короба: сто, мол, спою, двести, а сам две пропел и крылья расправил. Только улететь тебе не придется.

— Про запас есть у меня две песенки, дорогого стоят, — проговорил Цзинцзи, — на мотив «Овечки с горного склона». Могу в знак моего сыновнего послушания усладить ваш слух, матушка.

И он запел:

Уж месяц слезами умыта. Брат милый, когда ты придешь? Тобой, золотым позабыта, Цена мне теперь — медный грош. Меня неразорванной девкой Ты взял, необузданный зверь, Теперь, возгордившись, с издёвкой Презрел мою жалкую дверь. Не выкупил тело из клетки, Отбросил под звон медяков. Мне мамкиной алчущей плётки Не сбросить постыдных оков. Вновь путь освещаю полночный В надежде потешным огнем. Напрасно — мой ангел порочный Не вспомнит ни ночью, ни днем. Увяла, осунулась с горя, И губы искусаны в кровь, И эхо, без устали вторя, Всё кличет тебя вновь и вновь. А сластолюбивая ведьма Торгуется мной задарма. Дырявых монеток плети[498] Ее набивают карман.

И далее:

Сестрица быть хотела знатной, Одеть себя в парчу и злато, А я влюбился сгоряча И ей молился при свечах. Вновь душу мне не заморочишь? С мамашкой алчною уймись! Легка, как вязовый листочек, Бездушна, как сухая кисть. Тебя, как старую монету, Всяк норовит скорее сбыть — Сплошная дырка — тела нету, Тебе бы палку раздобыть! Злословя сальными губами, Твой зад раздели догола, В ущельях тискают, капают, — Кому себя ты раздала! Любимая, тебя завертят И в глину липкую сотрут. Тебе теперь до самой смерти Не отыскать любви приют. Мне, злату яркому, негоже Мешаться с комом нечистот — Он блеск мой мигом уничтожит, И ценность тут же упадет.

Цзинцзи умолк. Цзиньлянь хотела было попросить Чуньмэй наполнить ему чару, но тут появилась Юэнян. Заметив на каменной террасе кормилицу Жуи с Гуаньгэ на руках, она обратилась к ней с укором:

— Ребенку чуть полегчало, а ты, сукина дочь, скорее на ветер выносишь?! А ну, ступай сейчас же домой!

— Кто это там говорит? — спросила Цзиньлянь.

— Матушка Старшая пришла, — ответила Сючунь.

Цзинцзи схватил ключ и стремглав бросился из комнаты. Женщины вышли навстречу Юэнян.

— А зять Чэнь зачем сюда приходил? — спросила она.

— Сестрица Ли устроила угощение, нас пригласила, — говорила Цзиньлянь. — Зять Чэнь за одеждой заходил, ему тоже чарку налили. Присаживайтесь, сестрица! Вино такое сладкое! Выпейте чарочку!

— Нет, благодарю, — отказалась Юэнян. — Старшая невестка У и золовка Ян домой собираются. А я вспомнила о ребенке. Дай, думаю, пойду посмотрю. — Она обернулась к Пинъэр: — Ребенка на ветру держат, а тебе и дела нет! Не зря же тетушка Лю говорила, что он простужен!

— Мы тут матушку Пань угощали, — оправдывалась Пинъэр. — Мне ж в голову не пришло, чтобы эта негодница вынесла ребенка на ветер.

Юэнян с ними присела, но задерживаться не стала и удалилась к себе.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату