– Мужественным – да. Но не круглые же сутки.

– Что значит – не круглые сутки? – удивился Би Цзин.

Хотел мастер Ли Цзы поначалу Би Цзину о мягкости и твердости рассказать. Hо подумал: «Не созрел еше Би Цзин для откровений». Потом почесал затылок и подумал: «Да и вряд ли теперь созреет».

И был прав. Потому что Би Цзин в дальнейшем преимущественно ангелам мастерство свое доказывал.

Как-то раз неуязвимый мастер Цзи Ши напился вина с мастером Ли Цзы. Идут оба, вино красное из бутыли хлещут и о дао рассуждают. А дао тем временем струится и лучится. Потому что, когда дао просто без вина, оно, конечно, тоже светится. Но вот когда вино еще сверху, тогда дао, как радуга, переливается. Деревья переливаются, цветы. Птички и прочие даосские вещицы. Красота, словом. И тут, на тебе, навстречу мастерам два немастера спешат. Один Би Цзин, второй Ку Сиб. Они так с осуждением, граничащим с высокомерием, на мастеров поглядывают. Думают: «Эти мастера своим дао принцип Великого предела нарушают».

Им-то невдомек, что дао – это и есть принцип Великого предела. Би Цзин с Ку Сибом решили: раз мастера не в себе, значит, им кланяться не надо.

Мастер Ли Цзи говорит тогда неуязвимому мастеру Цзи Ши:

– Смотри-ка, что эти Би Цзин с Ку Сибом себе позволяют.

– Это потому, – отвечает неуязвимый мастер Цзи Ши, – что для Ку Сиба с Би Цзином не мастерство важно, а облик мастера.

На обратном пути снова Ли Цзы с неуязвимым мастером Цзи Ши Ку Сиба и Би Цзина встречают. Мастера приняли сразу облик мастеров и говорят сердито и высокомерно:

– Гм, гм. Значит, так…

А руки на поясе держат.

Би Цзин с Ку Сибом сразу мастеров в мастерах признали. Ну и по ритуалу – девяносто девять поклонов. Лбы об землю разбили. Носы, впрочем, тоже.

Когда Би Цзин рассказывал кому-нибудь о неуязвимом мастере Цзи Ши, то он все объективно рассказывал. Потому что Би Цзин был знаком с неуязвимым мастером Цзи Ши не понаслышке. А если, допустим, какой из Би-Цзиновских учеников о мастере Цзи Ши рассказывал, то он рассказывал наобум, без всякого знания дела. Поэтому, само собой разумеется, рассказ получался необстоятельным и необъективным. А все потому так происходило, что неуязвимый мастер Цзи Ши, когда говорил с Би Цзином, то говорил вроде серьезно, а вроде с сарказмом. А отдельно, серьезно или с сарказмом он с ним почти никогда не говорил. Потому что серьезных вещей Би Цзин не понимал, а сарказм без серьезностей вроде как и не нужен был. Потому-то неуязвимый мастер Цзи Ши и был с Би Цзином серьезно саркастичен. А Би Цзин думал: «Что это еще неуязвимый мастер Цзи Ши замышляет. И говорит со мной хорошо, да вроде как-то и нехорошо».

– Наверное, земля-то не плоская, а квадратная?

А неуязвимый мастер Цзи Ши отвечает:

– Да уж, ясное дело – квадратная, где уж ей плоской-то быть.

Или Би Цзин говорит, например:

– В следующей жизни я, наверное, императором Поднебесной буду.

А неуязвимый мастер Цзи Ши подтверждает:

– Ну, тут без сомнения, ты, Би Цзин, в следующей жизни императором будешь, кем же тебе еще быть.

Би Цзин косится и не понимает, на сколько процентов ему, Би Цзину, радоваться надо. Раз он даже об этом неуязвимого мастера Цзи Ши спросил. А тот так и ответил:

– На сто процентов радуйся, Би Цзин, иначе в следующей жизни учеником Би Цзина будешь или евнухом в гареме императора.

Понятно, что Би Цзин не хотел быть ни своим учеником, ни евнухом в гареме императора.

Тут уж волей-неволей приходилось радоваться. Так радовался он, радовался, а потом вдруг подумал: «А вдруг неуязвимый мастер Цзи Ши и тут со мной саркастически поступил?» Только он задумался, как огорчился не на шутку. И чем дальше думал, тем сильней пригорюнивался. Не ест, не пьет, только думу свою тяжелую думает.

Конечно, на его здоровье это не могло положительно отразиться.

И когда последняя горючая капля переполнила кувшин скорбью о саркастичности неуязвимого мастера Цзи Ши, Би Цзин вышел из своего физического тела и уныло поплелся к Великому Будде. А Великий Будда ему говорит:

– Почему это ты, глупый Би Цзин, неуязвимого мастера Цзи Ши в неискренности заподозрил? Он же во благо тебе с сарказмом с тобой разговаривал. Рано тебе быть императором, будешь пока что евнухом императора.

Би Цзину, понятное дело, эта идея Великого Будды не по душе пришлась, он тут как взмолится.

– А, евнухом не хочешь быть? Ну, значит, будешь учеником Би Цзина.

– Ой, не хочу! – опять взмолился Би Цзин.

– Ну, тогда дуй на землю и еще раз свой жизненный цикл повторяй, только неуязвимого мастера Цзи Ши внимательнее слушай. Внимательнее! Понял, Би Цзин?

Родился Би Цзин заново, и с самого начала все началось. Да только Би Цзин забыл этот разговор с Великим Буддой, потому что его номер был 13, а это уже не шуточки. Порой Би Цзин встанет со стула да как врежется головой в потолок. Неуязвимому мастеру Цзи Ши тоже в потолок приходилось врезаться и не раз, но Би Цзин врезался прямо напропалую. Если даже потолок невысоким был. Даже Великий Будда недоумевал: «Как этому Би Цзину так удается. Ладно бы он в потолок, только когда встает, врезался, так ведь, и когда садится, тоже потолка не пропустит.

Однажды Великий Будда прямо взмолился с небес:

– Ну, Би Цзин, Би Цзинчик, ну, дорогой, ну не врезайся ты, ну пожалей свою голову. Прямо смотреть не могу, ну, Би Цзин…

Какой тут Би Цзин, Би Цзинчик. Голова у Би Цзина только крепчает, приобретает, как говорится, твердость и блеск слоновой кости. А потолков в округе все меньше.

Сян-цюань в простонародье не был популярен, потому что простолюдины думали о нем по- разному. Один, допустим, думал: «Слишком уж это для нас сложно». Другие думали: «Лучше уж мы изучим школу золотого кулака и проломим все головы». А третьи простолюдины относились к тем, кто любил сян- цюань как гуманное боевое искусство. Би Цзин как раз к этой категории простолюдинов относился. А вот неуязвимый мастер Цзи Ши ни к одной из вышеперечисленных категорий не принадлежал. Потому что он любил все боевые искусства и считал, что они все до поры до времени гуманные. Так бы все и остались при своем мнении, если бы не случай.

Забрел однажды в деревню, где жили Би Цзин с неуязвимым мастером Цзи Ши, один бродячий монах. И не простой монах, а такой, что палец ему в рот не клади. По дереву пнет, так и нет дерева, по голове кого стукнет, так уж только один раз получается, потому что откуда ж после его удара голове на плечах взяться. И нрав у этого монаха был под стать его дурным привычкам – деревья и головы ломать ради удовольствия. Обычно встретит он кого, так сразу обе руки на уровень груди поднимает. Одинокий путник смотрит – на одной руке у монаха дракон, на другой руке тигр, поэтому поспешно к смерти приготовляется. Не зря, надо отметить, потому что добрые люди с такими метками по дорогам не шляются.

А день, когда этот злой монах пришел в деревню, выдался на редкость погожий и приятный. Неуязвимый мастер Цзи Ши встал утром, сян-цюань позанимался пару минут и подумал: «В такой погожий весенний день просто грех тренироваться». Поэтому он решил провести день в праздности и спокойствии. Но, видно, не все ладилось у неуязвимого мастера Цзи Ши с кармой. То ли он в прошлой жизни собаку какую незаслуженно пнул, то ли Би Цзину на тренировке в глаз попал, когда тот ритуальный поклон выполнял. Этого, кроме неуязвимого мастера Цзи Ши, никто не знал. А он-то знал хорошо, потому что неуязвимый мастер Цзи Ши был мастер великий и все свои бесчисленные перерождения назубок знал. Но