— Лично — нет.
— Сможете ли вы заручиться рекомендациями, чтобы явиться к нему?
— Да.
— А если я поинтересуюсь, каким образом?
— Я вам не отвечу. У меня должны быть свои секреты, иначе мне — грош цена.
— Вы правы. Поедете в Англию, прощупаете Пишегрю и узнаете, вернется ли он при определенных обстоятельствах в Париж. Если он захочет вернуться, но у него не будет средств, предложите ему деньги от имени Фош-Буреля. Запомните хорошенько это имя.
— Я его знаю, это швейцарский книготорговец, который уже делал ему предложения от имени принца Конде. Так если у него нет денег и он захочет приехать во Францию, к кому мне обратиться?
— К господину Фуше, в его имение Понкаре, вы поняли? А не к министру полиции, это очень важно.
— А потом?
— Потом вы вернетесь в Париж за новыми указаниями. Господин Дюбуа, отсчитайте шевалье пятьдесят тысяч. Да, и еще… Если вы встретите Костера Сен-Виктора, постарайтесь и его убедить вернуться в Париж.
— Разве его не арестуют?
— Нет, уверяю вас, ему все простят.
— И что мне ему сказать?
— Что все парижские женщины вздыхают в его отсутствие, и особенно мадемуазель Аврелия де Сент-Амур. Прибавьте также, что он — бывший соперник Барраса — много теряет в глазах дам, уклоняясь от соперничества с первым консулом. Этого будет достаточно, чтобы убедить его. В противном случае он обречен навсегда застрять в Лондоне.
Шевалье вышел, а когда дверь за ним закрылась, Фуше торопливо набросал следующее письмо доктору Кабанису:
На следующий же день графиня де Сурди поспешила в Тюильри. Жозефина сияла от радости, а ее дочь Гортензия утопала в слезах. Вопрос о браке Гортензии с Луи Бонапартом был практически решен. И именно поэтому дочь горевала, а мать ликовала.
Все решилось буквально накануне: из слов мужа Жозефина заключила, что он чем-то очень доволен, и попросила его зайти к ней после возвращения из Государственного совета. Но, вернувшись в Тюильри, первый консул застал у себя Камбасереса, который во что бы то ни стало хотел обсудить с ним две-три статьи Кодекса, показавшиеся ему недостаточно ясными.
Они работали до поздней ночи, а потом явился Жюно и сообщил о своем желании жениться на м-ль де Пермон.
Эта новость совсем не так понравилась первому консулу, как новость о браке м-ль де Сурди. Во- первых, потому, что когда-то Бонапарт был влюблен в г-жу де Пермон и даже хотел жениться на ней. Г-жа де Пермон отказала ему, и Бонапарт до сих пор таил на нее обиду. Во-вторых, он советовал Жюно найти себе богатую невесту, а тот, наоборот, решил взять в жены девушку из разорившейся семьи. Правда, его будущая жена по материнской линии происходила от древних восточных императоров. В жилах юной особы, приданое которой составляло всего двадцать пять тысяч франков и которую Жюно называл попросту Лулу, текла кровь Комнинов[67].
Бонапарт обещал Жюно добавить еще сто тысяч. Впрочем, став губернатором Парижа, Жюно получит жалование в пятьсот тысяч франков в год, а значит, как-нибудь да проживет.
Жозефина ждала мужа весь вечер, но тот поужинал с Жюно и вместе с ним куда-то ушел. В полночь Бонапарт вошел к ней в халате и шелковом головном уборе. Это означало, что он проведет у нее всю ночь. К великой радости Жозефины ее томительное ожидание было вознаграждено.
Именно во время этих ночных визитов Жозефина вновь обретала власть над Бонапартом. Никогда еще она так настойчиво не просила выдать Гортензию замуж за Луи. Уходя, Бонапарт почти обещал исполнить ее просьбу.
Жозефина задержала г-жу де Сурди у себя, чтобы поделиться с ней радостными новостями, и попросила Клер пойти и утешить Гортензию.
Но Клер не стала даже пытаться, она слишком хорошо знала, чего бы ей самой стоило отказаться от Гектора. Она плакала вместе с Гортензией и уговаривала ее обратиться к первому консулу: он так любит падчерицу, что не захочет сделать ее несчастной.
Внезапно у Гортензии мелькнула странная идея, и она тут же поделилась ею с подругой. Надо, если матери не будут против, пойти к м-ль Ленорман. Ведь Жозефина ходила к ней в свое время, и все помнят, что та ей предсказала. И до сих пор жена Бонапарта шла по дороге, в которую когда-то невозможно было поверить, но которая каждый день превращалась в реальность.
Девушки решили, что м-ль де Сурди направится послом от них обеих, чтобы рассказать матерям о желании посетить прорицательницу и добиться их разрешения.
Переговоры длились долго. Гортензия, глотая слезы, подслушивала за дверью, но в конце концов Клер вернулась с победой: им разрешили при условии, что м-ль Луиза, первая камеристка г-жи Бонапарт, которой та доверяла как самой себе, ни на минуту не оставит девушек одних.
Луизе дали самые строгие наставления. Она клятвенно заверила, что все исполнит, и девушки, закрыв лица плотными вуалями, сели в карету г-жи де Сурди, которая приехала в Тюильри в своем утреннем экипаже без гербов.
Кучеру, не называя никаких имен, приказали остановиться на улице Турнон, 6.
Первой сошла Луиза: ей дали все инструкции, и потому она знала, как найти м-ль Ленорман: во дворе налево, потом подняться на второй этаж и постучать в дверь справа.
Она позвонила, им открыли и, по просьбе м-ль Луизы, проводили в отдельный кабинет, куда обычно посетители не допускались. Так как м-ль Ленорман никогда не гадала сразу нескольким посетителям, девушки должны были входить к гадалке по очереди, в алфавитном порядке их фамилий.
Первой, после получасового ожидания, должна была узнать свою судьбу Гортензия де Богарне. М-ль Луиза пришла в замешательство: ей было строго-настрого приказано не спускать с девушек глаз. Если она останется с Клер, то потеряет из виду Гортензию, а если пойдет с Гортензией, то потеряет из виду Клер.
Вопрос был столь серьезен, что о нем доложили м-ль Ленорман, которая тут же нашла выход. М-ль Луиза останется с Клер, но дверь в кабинет будет открыта, и м-ль Луиза сможет видеть Гортензию. При этом она сядет так, чтобы не слышать слов прорицательницы.
Разумеется, девушки попросили погадать им на картах.
То, что м-ль Ленорман увидела, разложив карты, казалось, живо ее заинтересовало, ее жесты и мимика выражали все возрастающее изумление.
Наконец, смешав все карты и посмотрев ладонь Гортензии, она встала и вдохновенным голосом произнесла всего одну фразу, которую та восприняла с легко понятным недоверием. Но сколько бы вопросов Гортензия ни задавала, гадалка не прибавила ни слова к уже сказанному, повторяя только одно:
— Предсказание сделано, верьте ему!
И показала девушке рукой, что с ней она закончила, пусть войдет другая.
Хотя пойти к прорицательнице предложила м-ль де Богарне, Клер сгорала от нетерпения не меньше своей подруги. Она поспешно прошла в кабинет, не подозревая, что ее судьба поразит прорицательницу еще больше, чем судьба м-ль де Богарне.
М-ль Ленорман отличалась исключительной верой в собственные силы и никогда не предсказывала
