…Безрезультативные атаки редутов вконец расстроили скандинавов. Дело дошло до того, что лейтенант делакарлийцев Улоф Поммерийн попросил Росса бить отступление. Генерал-майор признал совет лейтенанта здравым. Тем более что было не ясно, куда делись остальные. Поскольку перед Россом маячили так и не взятые редуты, отойти можно было только к Яковецкому лесу, в сторону, противоположную от движения главных сил.
На опушке Росс попытался привести в порядок свои части. Картина обнаружилась безрадостная — потери составили около 40 процентов. Генерал имел под рукой около полутора тысяч деморализованных бойцов. Впрочем, времени на то, чтобы сокрушаться, просто не оставалось. Изоляция от остальной армии грозила большими неприятностями, и надо было, не мешкая, что-то делать, и в первую очередь — искать своих.
Попытался разыскать Росса и Реншильд. Начав с посылки адъютантов, которые вернулись ни с чем, Реншильд наконец отрядил на выручку отставших генерал-майора Спарре с двумя батальонами. Спарре действовал как-то странно: вернулся к редутам, но не пересек их — здесь опять почему-то оказалось слишком много русских; издалека увидел на противоположной стороне прогалины Росса и… повернул назад. Далее уместно дать слово генерал-квартирмейстеру Юлленкругу, свидетелю доклада бравого генерала королю о своем маневре. Спарре заявил, что пробиться к отставшим батальонам нет возможности и, главное, надобности: Росс «находится в лесу и отлично защищается». Юлленкруг резонно заметил, что лучше бы Росс не отбивался, а был на месте. Затем генерал-квартирмейстер усомнился и в последней части доклада — так ли все же успешно отбивается? — на что задетый за живое Спарре резко ответил: если Росс с шестью батальонами не может отбиться от русских, то он ему не помощник. Фраза, примечательная для генерала, который через пару часов угодит в плен, в ней ощутимо все то же высокомерное отношение к противнику, отбиться от которого можно и с шестью батальонами.
Примечательно, что об этой истории с двумя батальонами, отправленными якобы на выручку, опять же упоминают только шведы. Отечественные исследователи об этом маневре Спарре ничего не пишут. Но не по причине невнимательности. Этот робкий маневр, по-видимому, ускользнул от внимания русских и не попал в источники.
…О сосредоточении на опушке Яковецкого леса шведов стало известно и русскому командованию. Решено было, не мешкая, воспользоваться благоприятной ситуацией и покончить с отбившимися частями. Операция была поручена Меншикову. Под начало Светлейшему были отданы пять батальонов Ренцеля и драгунские полки Генскина. По иронии судьбы в тот момент, когда Росс увидел надвигавшиеся шеренги русских, его наконец разыскал адъютант фельдмаршала, граф Нильс Бонде. Но было уже поздно. Условия диктовал Меншиков, а не Реншильд.
Русские — пехота в центре, драгуны и казаки по флангам — наступали на Росса. Шведы с трудом стали строиться к бою. В их рядах уже не было прежней крепости. Дело даже не дошло до доброй рукопашной схватки. Хватило ружейного огня, чтобы сломить сопротивление скандинавов. «После первых залпов… у нас произошла большая конфузия», — вспоминал позднее один из шведов, искусно маскируя словом «конфузия» неблагозвучное слово «бегство».
Из 2600 тысяч человек лишь около 400 человек во главе с Россом сумели прорваться к Полтаве. Но робкая надежда соединиться здесь с частями, оставленными для блокады крепости, не оправдалась. Генерал принужден был искать спасение за укреплениями покинутого Гвардейского шанца близ Крестовоздвиженского монастыря. По признанию Росса, он надеялся отсидеться в шанце «до тех пор, пока не получу какой-либо помощи». Помощи генерал не получил. Зато около 11 часов утра появился Ренцель с известием о разгроме шведов и предложением сложить оружие. Возможно, Росс и рад был не поверить царскому генералу, но у того были весьма весомые аргументы — драгуны, солдаты, артиллеристы и, главное, смолкшая канонада со стороны Полтавского поля. А если она смолкла и пришли не шведы, а русские, исход понятен. Шведы сложили оружие.
Широко известно, что вечером того же дня Петр подымет кубок в честь учителей — шведов. Не важно, что пробормотал в ответ пленный Реншильд относительно того, как ученики отблагодарили своих наставников. Слова Петра — чистая правда. И это ученичество ощутимо даже во время Полтавской баталии, когда после прохождения шведами редутов и разгрома Рооса Петр и Шереметев все еще медлили, точно ждали следующего хода короля и фельдмаршала. Они, как хорошие ученики, уже имея на все ответ, терпеливо ждали нового вопроса «учителя». И так же, как хорошие, «переросшие» учителей ученики, поняли, что надо брать инициативу в свои руки. Около 8 часов утра «положил его царское величество намерение со всею армией… шведскую армию атаковать».
Оборонительное сражение со стороны русских перерастало в наступательное.
Шведы между тем медлили из-за Росса, с исчезновением которого обнаружилась большая «недостача» в пехоте{14}. В ожидании отставших армия остановилась в небольшой лощине восточнее Будищенского леса, в двух километрах от русского лагеря. Ночной марш и скоротечный прорыв через редуты измотали людей. Солдаты и офицеры повалились прямо на еще мокрую от росы траву. Реншильд нервничал. План сражения трещал по швам. Вместо того чтобы завершать маневр, войска топтались или, точнее, сидели и лежали. Был, правда, еще один вариант — немедленно атаковать русских. Но для этого неплохо было бы иметь под рукой все наличные силы. К тому же очевидной стала необходимость в артиллерийской поддержке. Поскольку первоначальный расчет строился на стремительном движении, то, чтобы не стеснять себя, с собой взяли лишь четыре легких орудия. Остальные пушки, включая крупные, остались в обозе. Теперь приходилось жалеть об этом. В лагерь к артиллерийским начальникам отрядили офицеров с приказом идти на соединение с главными силами. Однако надежды на то, что артиллеристы поспеют к началу сражения, было мало.
Потеря темпа была губительна для шведов. Тем более что задержка не оправдывала себя — Росс словно сквозь землю провалился. Реншильд приказал возобновить движение. В этот момент шведы увидели выдвигавшиеся из-за выступа леса войска. Вздох облегчения пронесся по рядам. Все были уверены, что это долгожданные батальоны «проклятого Росса». Однако оживление быстро сменилось разочарованием: то не Росс — Роос уже никогда не придет, — то русские.
Приближалась развязка многомесячной драмы, подмостками которой стали просторы Белоруссии, России и Украины. Теперь все усилия, все надежды и даже невзгоды сходились на пятачке земли близ небольшого городка, о котором шведы никогда не слышали и едва ли жаждали услышать. Тихое украинское местечко навечно прописывалось в истории двух воюющих держав. Оставалось лишь решить, какой станет тональность этого вхождения в историю — с победным рокотом труб или, напротив, со скорбным воздыханием проигравших.
События развивались по нарастающей. Реншильду сообщили, что русская армия выходит из лагеря и строится для боя. Фельдмаршал не сразу поверил в это. Да хватит ли у царя Петра дерзости?! Но даже Карл XII на этот раз обеспокоился, потребовав немедленно разобраться в обстановке. Реншильд лично отправился на рекогносцировку. Далеко ехать не пришлось. Через несколько минут фельдмаршал убедился в точности донесения. Русские армии, точно вода, прорвавшая в паводок плотину, «вытекали» из ретраншемента и выстраивались в поле «в ордер баталии».
Дерзости хватило! Царь решился!
Но какая существенная разница с тем, что задумывали шведы и что получилось в действительности. Рассеяв батальоны Росса, царь не просто увеличил свое превосходство. Он получил время для того, чтобы без суеты развернуть полки и начать сражение с уже порядком уставшим, обескураженным противником.
Русские батальоны выходили в поле через два прохода, оставленных в ретраншементе. Стоявшие у ворот полковые священники кропили знамена, солдат и офицеров святой водой. Всего вышли 42 батальона, выстроившиеся на поле будущей битвы в две линии: в первой 24 батальона, во второй — 18. В лагере остался резерв — 9 батальонов.
Построение в две линии, возможно, обрекало часть войск на пассивное участие в битве. Но, выбирая между возможностью маневра и созданием устойчивого, глубокого и не очень подвижного строя, командование предпочло последнее первому. Едва ли уместно упрекать в этом Петра и его окружение: выбирали то, что лучше умели делать, а лучше пока получалось действовать по предписанным образцам,
