она оставалась таковой. Реншильд, увидев, что русские двинулись вперед, ответил тем же, и даже энергичнее, не дожидаясь завершения построения и полагаясь именно на умение своих солдат драться холодным оружием. Штыковой бой вопреки представлениям, вынесенным из книг и фильмов, был достаточно редким явлением в тогдашних войнах. Он слишком дорого обходился сторонам и имел массу недостатков с точки зрения военной доктрины, главная из которых — ни в коем случае не терять нитей управления солдатами. Управлять же кем-то в кровавом месиве рукопашной схватки было абсолютно невозможно. Однако именно рукопашный бой, если дело доходило до него, часто решал исход сражения. Национальная армия шведов (по крайней мере ее ядро) была одной из тех немногих армий, которая не боялась и умела управляться холодным оружием. Теперь шведские генералы и офицеры, стараясь забыть о своих страхах и сомнениях, пытались реализовать это ужасное умение — не обращая внимание на огонь, сблизиться с русскими, ударить в штыки и палаши и опрокинуть неприятеля. Тогда даже численное превосходство русских должно было превратиться в преимущество шведов, ведь толпы обезумевших людей лишь множили панику. Впрочем, на этот раз у шведов произошел сбой даже в таком отточенном компоненте боя, как атака. Из-затого, что левый фланг запоздал с развертыванием, а центр и правый фланг уже двинулись навстречу русским, общая линия наступления стала надламываться. Шведы надвигались скорее дугой, чем линией, увеличивая и без того опасные разрывы между батальонами.
За полторы тысячи шагов шедшие впереди русских батальонов полковые командиры и знаменосцы остановились, пропуская вперед шеренги. Тогда же артиллеристы, освободив постромки — упряжки на рысях тут же отводили за вторую линию, — принялись развертывать свои орудия. Десятки полковых пушек, по 3 в каждом интервале между батальонами, уперлись черными провалами орудийных жерл в неприятеля.
Ждать пришлось недолго. Вскоре батареи потонули в клубах дыма. Сначала ударили ядрами, затем хлестанули картечью. Для русской артиллерии наступил ее звездный час, когда каждый выстрел должен был подтвердить, что не напрасно на Урале надрывались, мерзли и умирали возводившие железные рудники и горнорудные заводы работные люди. Доведенная усилиями царя и его первого помощника, шотландца Якова Брюса (Петр за Полтаву поздравил его Андреем Первозванным) почти до совершенства, артиллерия в Полтаве показала себя, как ни в одном из прежних сражений. Лучшие Кальмарский и Уппландский полки после первых, удачно положенных залпов понесли большие потери. Своей сокрушающей мощью артиллерия преподносила тяжелый урок всем, кто подобно Карлу XII недооценивал ее.
За 60–70 шагов первая шеренга зеленых мундиров пала на колено. Раздалась команда: «Плутонг, прикладывайся… Пали!» По словам шведов, плотный огонь русских напоминал «какую-то нескончаемую грозу». «Уму человеческому непосильно вообразить было, что хоть одна душа из нашей, ничем не защищенной пехоты живой выйдет», — писал позднее очевидец. И все же неслучайно шведы славились как воины. Считалось, что истинное проявление мужества — выдержать огонь противника и сделать свой залп последними, почти в упор. Шведы его сделали. Залп получился жиденьким, почти не проредившим густых шеренг царских войск. Но у шведов были еще штыки, до того редко их подводившие. Батальоны скандинавов вломились в боевые порядки русских.
Перечень полков первых батальонов левого фланга русских войск длинен. Здесь сражались полки Казанский, Псковский, Сибирский, Московский, Бутырский, Новгородский. Скоротечность событий не позволяет с точностью сказать, какие именно части замешкались, даже попятились. Как бы то ни было, отдельные части подались назад, оставив шведам четыре знамени и несколько полковых орудий. Одно из них было развернуто капитаном, лейб-гвардейцем Гадде, который успел будто бы даже несколько раз выстрелить в сторону русских.
В наиболее трудном положении оказался батальон новгородцев. Капитаны Л. Тизенстен и Й. Оллер вспоминали, что лейб-гвардейцы в первые минуты схватки успели уложить больше 120 человек, причем среди убитых оказался командир полка Феленгейм. Эти потери кажутся значительными. Но между тем ситуация складывалась критическая. Строй прогнулся и в любой момент мог быть прорван, обрушившись на батальоны второй линии толпами отступающих и преследующих их шведов. Многое теперь зависело от мужества солдат и способности офицеров исполнить долг — удержать нити управления в своих руках. Но, похоже, правы те отечественные историки, которые пишут, что гибель Феленгейма вызвала растерянность. Никто из офицеров Новгородского полка не решился взять на себя инициативу. Всех опередил Петр. Он промчался (!) вдоль фронта семи батальонов, и, взяв на себя команду, повел второй батальон новгородцев в контратаку. Положение было выправлено. «Течь», грозившая превратиться в смертельную пробоину, была «залатана».
Поступок Петра — самой высшей пробы, напрочь отметающий всякого рода обвинения царя в трусости. Он уже не словом, даже не делом — собой доказал, что «ему житие свое недорого, только б жила Россия в блаженстве и славе». Источники свидетельствуют, что в этот момент Петр был на волосок от смерти. Одна пуля пробила шляпу, другая ударила в седло, третья прогнула крест на груди, некогда подаренный монахами Афонской горы его деду, первому Романову. Трудно представить, что случилось бы, окажись кто-то из шведских стрелков удачливее. Но вот что бесспорно: Петр повел себя, как простой офицер, или, точнее, сделал то, что должны были сделать и не сделали в критический момент старшие офицеры, когда, похоже, ход сражения мог пойти по совсем другому сценарию. Он рисковал, однако как этот риск отличается от бравады Карла XII, обернувшейся нелепым ранением именно тогда, когда он был нужнее всего!
Если шведы имели хоть какой-то успех на своем правом фланге, то на левом дела сразу сложились из рук вон плохо. Не только из-за отставания в развертывании. Губительный огонь русских нанес большие опустошения. Двинувшиеся было в наступление части стали топтаться на месте, потом пятиться, образовав опасный разрыв с центром. Этим немедленно воспользовались русские, устремившись в брешь. Примчавшийся Левенгаупт попытался восстановить положение. Он просил, угрожал, умолял — ничего не помогало. Подвернувшийся генерал Спарре смог лишь развести руками: «Их только сам дьявол может остановить — это невозможно!» Но, видно, в этот день от шведов отвернулся даже дьявол. Самоотверженная попытка шведских кавалеристов задержать русских успеха не принесла: кавалерия хороша при преследовании расстроенных войск и не страшна тем, кто держит строй и полон желания сражаться. Потеряв до 50 человек, шведы отпрянули назад. Наступал перелом. Шведов обходили, обтекали, растаскивали на части. Зеленый цвет русских мундиров, и без того доминировавший на поле сражения, стал поглощать сине-желтый цвет неприятеля.
Цепная реакция распада перекинулась на центр и правый фланг шведского войска. Прогнувшийся было под давлением шведского пресса русский строй устоял, а затем стал медленно и неуклонно выпрямляться. Положение для шведов осложнялось огромной убылью в офицерах. По данным шведских военных историков, из 10 батальонных командиров, участвовавших в атаке, пали семеро. Особенно трагично сложилась судьба Уппландского полка, который и в окружении продолжал яростно сражаться. Полк лег целиком. В плен попали всего 14 человек (число раненых не известно). Между тем за несколько часов до этого на поле битвы ступили 700 уппландцев.
Как и на левом фланге, помочь изнемогавшим батальонам правого фланга могла конница. Но у кавалерийских начальников не было ни времени, ни возможности выстроиться для атаки.
Лишь небольшая часть кавалерии устремилась на русскую пехоту. Наскок не принес результата — выстроившись в каре, петровские солдаты отразили нападение. А затем генералу Кройцу стало не до русской пехоты — он был атакован устремившимися в обход драгунами Меншикова. Вообще хваленая шведская кавалерия действовала на «Полтавских полях» не самым лучшим образом. И если упорно сражавшаяся, особенно на правом фланге, пехота понесла огромные потери, то кавалерия отделалась сравнительно дешево. Некоторым эскадронам даже не пришлось участвовать в боях.
Всему есть предел. В том числе и мужеству. Наступил момент, когда те из шведов, кто мог бежать, побежали. Отступление приняло повальный характер. Немногие уцелевшие офицеры тщетно пытались навести порядок. «Стой!» — кричали они солдатам. «Стой!» — кричали солдаты друг другу. И все, не останавливаясь, продолжали бежать. «Все пропало!» — в отчаянии крикнул графу Пиперу Реншильд. Этот возглас был больше, чем просто признание поражения в сражении. За какие-то полчаса боя надломилось и «пропало» все шведское, столетием воздвигаемое могущество.
Реншильд все же пытался что-то сделать. Он кидался от одного подразделения к другому в бесплодной попытке остановить беглецов. В один из таких моментов главнокомандующий наткнулся на
