Карла переправили прямо в коляске, водруженной на две скрепленные барки. Согласно воле короля, дали места и раненым, но то были, в основном, офицеры. Не забыли о себе высшие чины и офицеры. Так сбылось предсказание Нострадамуса, который предвещал некой «северной стране» утрату своего могущества. На этот раз предсказание оказалось удивительно точным: угаданы были три позиции — кто бежит, как бежит и куда бежит.

Казаки Мазепы переплыли Днепр выше по течению. На правом берегу их ждал старый гетман, более других опасавшийся попасть в руки царя. Мазепе была уготована позорная казнь, первой частью которой должно было стать возложение на него ордена Иуды. Петр как бы исправлял свою ошибку, ведь Мазепа стал одним из первых кавалеров высшего ордена Андрея Первозванного. И тут такой конфуз!^{15} «Кавалер», впрочем, должен был остаться «кавалером», но только нового ордена!

Мазепа ускользнет от погони. Измученный болезнями, а еще более крушением всех замыслов, старый гетман умрет на чужбине, в Бендерах в августе того же года. Всю накопленную злость царь выместит на запорожцах, не сумевших переправиться через Днепр. Их казнили люто и нещадно. Что касается сдавшихся и покаявшихся рядовых малороссийских казаков, Петр вернет их в поспольство, т. е. в крестьянство.

Утром 1 июля, когда солдатам было приказано седлать лошадей, появились русские войска — драгуны, казаки и даже пехота, ядро которой составлял элитный Семеновский полк. Русских было меньше, чем шведов, — около 9 тысяч человек. Но это были русские после Полтавы!

«Мы опоздали. Меншиков уже за высотами», — печально вздыхали шведы, имея в виду прорыв к Крыму. То действительно был Меншиков. Светлейший прибыл в воинственном настроении. Однако боевые порядки шведов и их многочисленность несколько смутили его. Решено было попробовать заставить неприятеля сдаться без боя. Для этого пошли на хитрость: драгуны спешились, их лошадей отвели назад — они должны были изображать полноценные кавалерийские части. Плещущие на ветру знамена, несмолкаемая дробь барабанов, столбы пыли, батальонные колонны — все должно было свидетельствовать о подходе к переправе русской армии.

Начались переговоры. Приехавшие от Левенгаупта офицеры стали выяснять, не расположен ли Светлейший заключить мир на каких-то условиях. Меншиков ответил, что условие одно: капитуляция. Об этом сообщили Левенгаупту. Все смотрели на командующего: что ему сказал при прощании король? Левенгаупт не стал вдаваться в подробности и объявил, что его величество приказал держаться, сколько хватит сил. Однако стоило бросить взгляд на лица солдат, чтобы понять — этих сил уже нет.

Никто не решался произнести первым постыдное слово «капитуляция». Каждый знал: раз обронив его, уже ничем и никогда не смыть позор. Напротив, командиры частей заговорили о необходимости исполнить «свой долг и свои обязательства». Правда, многие тут же прибавляли, что за солдат они не могут ручаться, «понеже испуг и ужас среди них велики и навряд ли удастся управлять ими». Тогда решились на неслыханное — отправились выяснять настроение рядовых! Готовы ли они драться или желают идти в плен? Случай для шведской армии уникальный — этот вопрос задавали солдатам, развернутым в боевые порядки!

Бацилла поражения уже разъедала шведское воинство. Солдаты отвечали уклончиво: «Все будут драться — и мы будем». Появилась еще одна спасительная отговорка — нет пороха и пуль. Чувствовалось, что драться ввиду безнадежности мало кто желает. Многие солдаты, поодиночке и группами, не дожидаясь решения военного совета, уже перебегали к русским.

Левенгаупт снова собрал старших офицеров для вотирования — голосования. Большинство высказались за капитуляцию. В 11 часов к Меншикову прискакал шведский гонец от командующего. Армия принимает условия Светлейшего и складывает оружие.

К почти трем тысячам полтавских пленных прибавились еще 14 299 человек. Победителям достались 34 орудия и 264 знамени. Впрочем, существуют и другие цифры. Говорят о пленении почти 20 тысяч человек, включая сюда нестроевых, прислугу, ремесленников, членов семей офицеров и рядовых. Конечно, Переволочина — лишь ближнее эхо Полтавы. Но она доделала то, что не сумела сделать Полтава, — покончила со всей армией Карла XII.

Полтавскую победу праздновали шумно и долго. В Москве целую неделю гремели орудийные залпы и гудели колокола. Праздничные столы были поставлены прямо на улицах города. Но не это было апогеем торжества. Впереди была самая важная церемония — вступление победоносных войск в Москву и их прохождение под триумфальными арками. Власть презентовала себя как победителя, а императора — как триумфатора, творца новой России. Так создавался новый светский образ самодержавной власти, облаченной в сияющие доспехи или, если уж быть совсем точным, в скромный Преображенский мундир Петра I.

Щедро посыпались награды и чины. Меншиков был произведен в фельдмаршалы. Шереметев получил новые земельные пожалования. Не забыт был и Петр. Но, скорее, не как государь, а как верный слуга Отечества, своими трудами поднимавшийся по лестнице чинов. Князь-кесарь Федор Ромодановский посчитал нужным отметить заслуги Петра. Он был произведен в контр-адмиральский и генерал-лейтенантский чины. Таким образом, «карьера» царя благодаря Полтаве складывалась вполне благополучно, ведь до сих пор он числился в армии полковником, а во флоте — капитан-лейтенантом. Учитывая, что движение по чиновной лестнице Петру нужно было прежде всего в целях воспитательных — царский пример призван был вдохновлять подданных, — всем было доказано, что старание на службе никогда «забвенно не будет».

Сам Петр с его пристрастием ко всему морскому был особенно доволен новым флотским чином. Это, однако, не помешало ему уловить определенный комизм ситуации — адмиральский мундир он заработал в сухопутной баталии — и подшучивать над этим. Однако очень скоро ему представится возможность подтвердить, что получал он свое контр-адмиральское жалованье не напрасно.

В честь победы слагались оды. 22 июля 1709 года Феофан Прокопович произнес в Киеве в присутствии царя «Панегирикос, или Слово похвальное о преславной над войсками свейскими победе». Проповедник сравнивал царя с Самсоном, одолевшим шведского льва. Эта аллегория в дальнейшем станет одной из самых любимых и перекочует со страниц панегириков в мастерские скульпторов и художников. Похвалы удостоилось и русское воинство. Именно здесь Феофан Прокопович применит формулу, которая навсегда объединит Петра с его армией: «Достоин царь таковаго воинства, а воинство таковаго царя». «Слово» произвело на царя большое впечатление. Он тут же распорядился напечатать его, причем не только на русском, но и на польском и латинском языках.

Между тем надо признать, что в сравнении с шумными прежними празднованиями, за которыми далеко не всегда стояли победы действительно весомые, Полтава того стоила. Она круто меняла всю политическую ситуацию в Восточной Европе. Известие о катастрофе, постигшей Карла XII, поразило всех. Ждали совсем иного. Разгрома варваров-московитов, дробления необъятной Московии, низвержения и даже убийства Петра. Противники Швеции уже ломали голову над тем, как остановить могучую поступь