приведены в порядок и выстроены для нового боя. Любопытно, что в сознании Петра конное сражение оттеснило на второй план даже бой за редуты. Вечером того же дня в письме Кикину царь начинает описывать баталию именно с этого момента: «Сегодня на самом утре жаркий неприятель нашу конницу со всею армиею конною и пешею атаковал, которая (конница. —
Между тем двигавшаяся за кавалерией шведская пехота также миновала поперечные редуты. Одолевали их по-разному. Кто-то обходил укрепления, прижимаясь к лесу и даже проламываясь через лесные завалы, кто-то прорывался между редутами, огрызавшимися частым ружейным и пушечным огнем. Уппландцы и эстергётландцы, штурмовавшие редуты, понесли большие потери. Когда проежавший мимо командира Уппландского полка Шернхёка генерал Юлленкрук поинтересовался ходом дел, тот посетовал, что «своих лучших людей потерял». Генерал-квартирмейстер не нашел ничего лучшего, чем приободрить полковника расхожей фразой о том, что русских это все равно не спасет.
Левенгаупт, оказавшийся во главе батальонов у левого фаса русского лагеря, приказал с ходу атаковать противника. Однако наступление было остановлено Реншильдом, не упустившим случая выговорить Левенгаупту за самоуправство. Генерал подчинился, что не помешало ему позднее говорить о роковой ошибке фельдмаршала, ведь русские будто бы уже начали в панике покидать ретраншемент и увозить орудия! Едва ли, как и в случае с конным преследованием драгун Бауэра, есть смысл опровергать Левенгаупта: хорошо известно, что разбитые генералы любят искать в проигранных сражениях эпизоды, которые могли бы кардинально изменить исход битвы. Особенно если эти эпизоды связаны с ними. Впрочем, захватывающая перспектива кружит головы не одним генералам: шведские историки также не против порассуждать относительно возможных результатов атаки. Примечательно, что в русских источниках это сокрушительное наступление шведов осталось почти не замеченным. Отмечается, что после прохождения редутов неприятель был встречен таким плотным огнем из лагеря, что принужден был к поспешному отступлению. Что касается паники, которую якобы сквозь клубы дым разглядел зоркий Левенгаупт, об этом ни слова. Похоже, что и на этот раз генерал перепутал желаемое с действительностью.
Следом за батальонами прорвался через линию редутов и эскорт Карла XII. При этом не обошлось без приключений. Были моменты, когда жизнь короля, казалось, повисала на волоске. И защитники редутов, и роившиеся вокруг казаки не упускали случая обстрелять столь живописную и непонятно как появившуюся на поле боя группу. Именно в эти моменты драбанты и гвардейцы, выступавшие в роли живого щита Карла XII, понесли свои первые потери.
Эскорт особенно соблазнял жадных до трофеев казаков. Правда, нападать на столь решительно настроенную группу они не решались — искали добычу полегче. Однако трудно было предсказать, как долго будут длиться их колебания. На помощь королю были отряжены лейб-драгуны. Появление драгун на время разрядило обстановку. Казаки убрались восвояси. Но зато король со свитой вышел на линию валов лагеря, о чем немедленно возвестили русские орудия. Одно из ядер поразило лошадь, запряженную в носилки. Дышло надломилось, и Карл XII оказался на земле. Пришлось остановиться и заняться ремонтом носилок, чем незамедлительно воспользовались артиллеристы Петра, сумевшие пристреляться по статично стоявшей группе. Наконец эскорт тронулся дальше. Несмотря на неприятное падение, Карл не терял бодрости духа — боль и опасность лишь раззадоривали его.
Выход к русскому лагерю шведы посчитали за хорошее предзнаменование. «Слава Богу, все идет хорошо, дал бы только Бог, чтобы у нас был настоящий порядок в строю», — молили офицеры. Кое-кто даже поспешил поздравить Карла XII с первым камнем в основании победы. Но в поздравлениях не было привычной бодрости — все пока складывалось совсем не так, как задумывали король и фельдмаршал. Иной диагноз ставили в царской ставке: «Неприятель от прохода своего сквозь редута еще сам в конфузии находится и строится у лесу». Время показало, что последняя оценка была ближе к действительному положению дел. Шведы понесли большой урон, пагубные последствия которого скажутся буквально через несколько часов. Ставка на внезапность также не оправдалась. Но, главное, инициатива, которую шведы, как им до сих пор казалось, прочно держали в своих руках, стала ускользать от них.
Было около шести часов утра, когда шведы двинулись в обход русского лагеря в направлении к Будищенскому лесу. Приближалась решающая фаза сражения. Но тут обнаружилась потеря шести батальонов генерал-майора Росса — трети всей пехоты. Никто толком не мог объяснить Реншильду, как такое могло случиться. Между тем в этом отчасти повинен был сам фельдмаршал и очень сильно — царь Петр со своими редутами и упрямыми русскими, засевшими в них. Не получив точных распоряжений от Реншильда, как действовать в дефиле, Роос поступил в соответствии с единственно полученным приказом. Он развернул батальоны и принялся штурмовать поперечные редуты. Об успешном начале этого наступления говорилось выше. Но все застопорилось, когда дело дошло до 3-го и 4-го (или по иной «классификации» — 7-го и 8-го) редутов. Эти укрепления были закончены и полностью готовы к бою. Подобраться к ним оказалось нелегкой задачей. Потери оказались очень чувствительными, особенно среди офицеров, не прятавшихся за спинами своих солдат. К шести утра в лучшем Далекарлийском полку Сигрота из 21 капитана в строю остались четверо.
История этих потерь следующая: Делакарлийский полк подошел к «большому шанцу», который уже неудачно атаковали батальоны Неркского, Йончёпингского, Вестерботтенского (сильно ослабленного) полков. По описанию свидетелей, момент был драматический. Шведы не атаковали. Русские не стреляли, хотя неприятель стоял в досягаемости орудийных выстрелов. Сигрот вывел всех из этого зыбкого равновесия. По его команде полковые барабаны ударили атаку и делакарлийцы, увлекая остальных, кинулись навалы. Ответный огонь был ужасен. Именно в эту атаку и были выбиты многие офицеры, включая смертельно раненного Сигрота. Напора хватило на то, чтобы немногие уцелевшие взобрались на гребни валов, откуда их защитники сбросили штыками и выстрелами. За первым штурмом последовал второй — с тем же результатом.
Позднее шведские историки признали, что сильные качества офицерского корпуса королевской армии — дисциплина и исполнительность — сыграли со скандинавами злую шутку (надо заметить, очень своеобразный, если не сказать более, упрек). Вместо того чтобы на время — на момент прорыва — лишь отвлечь русских, Роос атаковал и атаковал редуты, заваливая трупами пространство перед укреплениями. Вот только есть ли в том вина Рооса, который привык не догадываться, а выполнять приказания? Это во- первых. Во-вторых, если Реншильд намеревался держать в величайшем секрете даже от собственных генералов общий замысел сражения, то почему он не скорректировал их действий, как обещал, по ходу битвы? Ведь находился фельдмаршал от Рооса не за тридевять земель. Однако ничего этого не было сделано. Или, точнее, коррективы были внесены так неловко и с таким опозданием, что несчастный Роос не сумел ими воспользоваться.
Почему такое стало возможным? Разумеется, первопричина — действия русской армии. Роос не сумел, потому что не успел. В истории с шестью отрезанными и уничтоженными батальонами русские все время опережали шведов. Однако стоит прислушаться и к мнению новейшего биографа Карла XII Б. Григорьева, отметившего, что в военной машине шведов далеко не все оказалось так безупречно отлажено, как принято считать. Во всяком случае, она не была рассчитана на выход из строя истинного главнокомандующего, не исполнителя, а созидателя. Едва такое случилось, как начались системные сбои. Механизмы же, призванные предотвратить или хотя бы смягчить их, оказались малоэффективными: выяснилось, что назначения нового командующего, пускай и осуществленного строго по субординации, абсолютно недостаточно. Пресловутый «квадрат» полководца, в котором, по убеждению Наполеона, воля и ум полководца должны составлять равные стороны, под Полтавой обратились в прямоугольник: воли было много, ума мало. Карл, умевший держать в голове если не все, то по крайней мере главное для успеха сражения, перекос бы, скорее всего, устранил. Реншильд же в истории с очень исполнительным, но не очень умным Роосом этого сделать не сумел. Возможно, потому, что и его полководческая «фигура» была далека от наполеоновского «квадрата».
