обученной, дисциплинированной, лучше вооруженной и более выносливой во всех трудах войны», — писал позднее принятый на царскую службу генерал д. — Альбон. Этот восторженный отзыв заканчивался весьма грустной и правдивой оговоркой: «Но вред в том, что ее [пехоту. — И.А.] берегут не больше, чем мух». В самом деле, потери от болезней и побегов превышали боевые потери.

С незапамятных времен служба для дворянина была обязательной и бессрочной. Отправившись в первый свой поход, пятнадцатилетний новик начинал тянуть служебную лямку до тех пор, пока мог ее тянуть. Освобождение приносили смерть, тяжелая болезнь или, в лучшем случае, немощная старость. В разрядном делопроизводстве XVII столетия встречаются челобитные шестидесятилетних служилых людей, которые уже и на коня «взойти не могут», и «головой путаются», а от службы все равно еще не отставлены. Само продвижение по службе зависело не столько от личных заслуг, сколько от происхождения и занимаемого родом положения в служилой иерархии. Все это, конечно, мало способствовало выдвижению на первые роли действительно талантливых людей.

Потребность в создании вооруженных сил, отвечающих духу времени, побудила первых Романовых внедрять новые принципы организации службы. И хотя предшественниками Петра в этом направлении было сделано немало, окончательно ступить на тернистый путь кардинального военного реформирования удалось лишь в XVIII веке. И все потому, что ни Алексею Михайловичу, ни Федору Алексеевичу не удалось соединить и закрепить все свои достижения. Были отдельные элементы — обучение строю в «полках нового строя», единообразие в вооружении в солдатских и рейтарских полках, иноземные офицеры-учителя, даже постоянные формирования (выборные полки) и т. д. Но все — не едино, все вроссыпь. Поэтому создание регулярной армии, как одно из важнейших достижений военной реформы, все же связано именно с именем Петра. При нем возникла система, заработавшая на регулярной и постоянной основе.

Один из важнейших элементов этой системы — офицерский корпус. Преобразователь, как никто другой, ощущал потребность в знающих и инициативных командных кадрах. Но, чтобы получить их, следовало создать сеть военных учебных заведений, реорганизовать саму службу, открыв всему дворянскому сословию дорогу к офицерским чинам с перспективами продвижения на основе личных заслуг и выслуг. Острейший дефицит времени и отсутствие толковых учителей не позволяли проделать эту важнейшую работу последовательно и планомерно. При создании офицерского корпуса приходилось делать упор на практику. По возможности учитывался боевой опыт — не случайно унтер— и обер-офицерские должности заполняли старослужилые рейтары и копейщики, солдаты Преображенского и Семеновского полков, познавшие азы с «фундамента солдатского дела». Учились по большей части на ходу, пополняя скромные знания прямо на полях сражений. В канун Полтавы некоторое количество обученных офицеров стали давать военные школы.

Формирование национального офицерского корпуса было немыслимо осуществить без участия иностранных специалистов. И хотя их поведение под Нарвой вселило настороженность, выбирать не приходилось, особенно когда речь заходила о старших офицерах. «Патриотические упреки» в адрес иностранцев до сих пор звучат в исторической литературе. Между тем обвинения иностранцев в корысти и отсутствии патриотизма едва ли справедливы. Что еще можно было ожидать от большинства наемников, продававших свои знания, опыт и чин вовсе не для того, чтобы приобрести новую родину? Иное дело — нарушение ими своеобразного кодекса наемника с указанием того, что можно и чего нельзя было делать, оказавшись на службе у очередного «потентанта». В «варварскую» Московию высокопрофессиональные офицеры-наемники, дорожившие неписаными статьями этого кодекса, попасть особенно не стремились. Зато свой патент охотно предлагали разного рода «плуты» и авантюристы, мало что знавшие и мало чем дорожившие, кроме собственного кошелька. Разоблачить их не всегда удавалось или удавалось, как это случилось с немцем Мюленфельсом, слишком поздно. В русской армии, несмотря на возраставшие строгости при приеме, подобного сброда хватало. И тем не менее это лишь одна сторона вопроса. В новейшей литературе справедливо обращается внимание и на немалые заслуги нанятых на службу генералов и старших офицеров, честно исполнявших свой долг. Вклад их в становление регулярной армии был весом. Именно в общении с ними, командирами полков и батальонов, подрастали национальные кадры, составившие в будущем ядро офицерского корпуса.

К началу Полтавской битвы русские офицеры уже преобладали на обер-офицерских должностях. Немало их было среди командиров полков и даже бригад. Лишь в кавалерии с ее сложностями и спецификой иностранные офицеры занимали преобладающие позиции. В 1708 году иностранцев — командиров драгунских полков стало даже больше, чем в начальный период войны.

Петр озаботился тем, чтобы снабдить своих офицеров уставными документами. Войну встречали, имея на руках своеобразный строевой устав: «Краткое обыкновенное учение с крепчайшим и лучшим растолкованием (в строении пеших полков), как при том поступати и во осмотрении надлежит господам капитанам, прочим начальным и урядникам». Растолкование и в самом деле получилось «лучшим» — здравый смысл, столь высоко ценимый в петровское время, сделал все приемы «Краткого учения» простыми и рациональными.

Здесь не было ничего лишнего — маневрируй, заряжай, прикладывайся, стреляй. Тактические принципы, попавшие в этот первый строевой армейский устав, отличались ясностью и доступностью. «Краткое учение» было дополнено «Кратким положением о учении конного драгунского строя», приучавшим войска к необходимым перестроениям во время боя и правилам стрельбы в линейном порядке.

Опыт, приобретаемый в ходе войны, требовал осмысления. Особенно если это был опыт побитого. Известно, что поражения нередко оказываются более поучительными, нежели победы. Петру на себе, и не один раз, пришлось испытать эту горькую истину. В марте 1708 года, после жестокой головчинской трепки, появилось «Учреждение к бою в настоящем времени», в котором царь попытался обобщить собственное понимание боя. «Учреждение» — плод зрелой мысли, если еще и не лишенное заимствования, то заимствования вполне осознанного, с пониманием того, что пригодно и что не годно для армии. Документ наставлял господ офицеров, «как в бою поступать, то есть справною и неспешною стрельбою, добрым прицеливаньем, справными швекилями (т. е. поворотами, эволюциями. — И.А.), отступлением и наступлением, тянутением линей, захватыванием у неприятеля фланкии, секундированием (т. е. поддержкой. — И.А.) единым, другим и протчим обороты…». Исчислив приемы и основные виды боевых действий, царь потребовал от подчиненных — здесь особенно ощутимы уроки Головчина — твердое знание своих обязанностей и неукоснительное исполнение долга. Именно в этом Реформатор видел одно из условий успеха. В противном случае Петр готов был «неискусного» начальника «сводить на нис, а нижнего наверх», если последний «лутче учинит» своего командира.

Отсутствие самостоятельности, столь характерное для прежней манеры воевать «по наказу», также беспокоило Петра. Ранение или гибель командира при пассивности его подчиненных оборачивались потерей управления и, как следствие, вели к неудаче. Петр потребовал от подчиненных быть готовыми заменить своего прямого начальника: «…Безо всякого указа… оное место взять и командовать».

Требование прозвучало очень своевременно. Петр здесь как в воду смотрел. Растерянность в Полтавском сражении офицеров Новгородского полка, наступившая после гибели командира, едва не привела к печальному результату. Под неудержимым натиском шведов строй был смят. Ситуацию выправил Петр, поступивший согласно своему же «Учреждению» — он прискакал, «взял» освободившиеся «место» и вступил в «командование».

Появление в канун генеральной баталии «Учреждения к бою» было, как никогда, кстати. В нем Петр не побоялся обозначить самые слабые места армии. Точный «диагноз» позволил назначить «лечение», действенность которого была подтверждена Полтавой.

Едва ли будет преувеличением утверждение, что по уровню знаний и квалификации шведский офицерский корпус превосходил русский. Однако к 1709 году каждый из офицеров уже крепко усвоил то, что ему надо усвоить по должности и званию; получив команду, он и выполнял ее, не высокоумничая и не обсуждая решение вышестоящего начальника; команду исполняли потому, что ее следовало исполнять, и потому, что уже крепко знали и умели это делать. Понятия воинского долга, дисциплины стали не отвлеченными, а вполне конкретными понятиями, которыми руководствовались не только по уставу — так должно, но и из моральных побуждений — так надо. Пращуры скромного капитана Тушина, сами того не ведая, становились той неотъемлемой частью русской армии, без которой недостижима ни одна победа, именно они воплощали замыслы генералов в конкретные действия, которые одолевали действия противной стороны.