искрящейся малиновой жидкости. Затем, подняв крышку дароносицы, взял оттуда просфору. Кровь и тело Христовы.
Усевшись на пол, он скрестил ноги, поднес потир к губам. Начал читать «Отче наш» и не выдержал, рассмеялся.
Потом выпил вино, набил рот хлебом, отошел от алтаря, ожидая Божьего наказания за такую дерзость. Ничего не произошло. Покончив с едой, Уилл откинулся спиной на ножку стола, подтянул колени к груди. Похоже, есть смысл остаться здесь до последней службы, а потом спрятаться на кладбище. Когда все в опочивальне заснут, можно вернуться и поспать до утра. А завтра?
Уилл свернулся на холодном каменном полу, положил голову на руку. Завтрашний день еще придет не скоро.
— Просыпайся, я сказал!
Уилла грубо встряхнули за плечо. Он медленно очнулся от сна. Голова как будто налилась свинцом, во рту отвратный кислый вкус. Он открыл глаза. Все вокруг плыло в тумане. Посмотрел на окна, за ними черно. Наконец отважился поднять голову. Над ним стоял брат-капеллан, Эврар де Труа. Тот самый старик с кладбища. Сейчас капюшон был отброшен, и Уилл мог увидеть розовый шрам, начинавшийся от губы и заканчивавшийся у кромки волос. Изможденное лицо обтягивала тонкая кожа, под глазами свисали мешки. Искривленные пальцы. На месте двух торчали уродливые обрубки. Светлые глаза с покрасневшими краями век внимательно изучали Уилла, как будто обшаривали душу.
— Кто ты? — Голос у Эврара был хриплый, негромкий, но властный.
Уилл засуетился, принялся вставать. Бросил взгляд на алтарь с пустой чашей и тарелкой.
— Отвечай! — приказал капеллан шипящим, как полено в костре, голосом.
— Мое имя Уильям. Я прибыл сюда на «Опиникусе». Мой наставник, сэр Овейн, погиб при нападении в Онфлере.
— Что ты здесь забыл?
— Я заблудился, — протянул Уилл с невинным выражением лица, всегда обманывавшим Овейна.
Эврар невесело улыбнулся. Затем наклонился, принюхался.
— Так ты выпил, сержант?
— Нет, сэр.
— Нет? — Эврар еще раз втянул носом воздух. — Отчего же у тебя изо рта несет дешевым вином? — Он хмуро глянул на алтарь и пробормотал угрожающим тоном, глядя на Уилла: — Может быть, тебя сморило действие Святого причастия? Кровь Христова очень сильна. Особенно если ее принимают как в трактире, а не в виде священнодействия с глубочайшей верой в душе!
Уилл попробовал что-то сказать в свою защиту, но капеллан положил ему на плечо костлявую руку и повернул к двери.
— Куда вы меня ведете? — спросил он с нотками страха в голосе.
— К инспектору, — прохрипел Эврар. — Сам я не властен изгнать тебя из прицептория.
Уилл тщетно пытался придумать какие-то слова, которые могли бы смягчить капеллана. В голове сейчас была сплошная каша. По пути к покоям инспектора он пробормотал несколько сбивчивых извинений, но их капеллан пропустил мимо ушей.
Покои инспектора находились в главном здании под башней замка. Через широкий портик они вошли в коридор. Здесь им встретились много рыцарей, заканчивающих после вечерней трапезы свои дневные дела. Эврар подвел Уилла к черной двойной двери. Резко постучал.
— Входи, — произнес низкий глубокий голос.
Эврар открыл дверь, впихнул Уилла.
Солар инспектора был больше и роскошнее, чем у рыцарей в Нью-Темпле. У дальней стены стоял полированный стол с четырьмя стульями, с другой стороны — покрытое вышитой накидкой кресло, похожее на трон. В стальных подсвечниках горели свечи, в очаге пылал огонь.
Инспектор сидел в кресле, держал перед собой раскрытую книгу.
— В чем дело, брат Эврар? — Он выжидательно посмотрел сначала на капеллана, потом на Уилла.
— Этот еретик осквернил чашу Святого причастия. Я пришел готовить часовню к повечерию и застал его спящим под столом. Он был пьян.
Инспектор нахмурился. Уилл опустил голову ниже, не в силах встретить твердый взгляд этого человека.
— Это действительно достойно осуждения. — Он посмотрел на Эврара. — Мы рассмотрим его проступок на следующем собрании капитула.
В душе Уилла затрепетала надежда. Однако капеллан был настроен решительно.
— Конечно, можно подождать до собрания, брат, но этот сержант из Англии. Он завтра отбывает. И я хочу, чтобы он понес наказание за использование часовни как таверны.
Инспектор помолчал, закрыл книгу и сцепил на столе руки. Уилла кольнуло в сердце. Именно такую позу за столом часто принимал Овейн.
— А ты что скажешь, сержант?
Уилл откашлялся.
— Я действительно заснул в часовне, сэр. Но это случилось без умысла.
— То, что ты заснул в часовне, не так важно, — сказал инспектор, по-прежнему хмурый. — Ответь, почему ты осквернил чашу Святого причастия?
Уилл смотрел в пол.
Инспектор задумчиво смотрел перед собой.
— Ты из Нью-Темпла?
— Да, сэр, — тихо ответил Уилл. — Мой наставник, сэр Овейн, погиб в Онфлере.
— Как твое имя?
— Уильям Кемпбелл, сэр.
— Кемпбелл? Не сын ли ты Джеймса Кемпбелла?
— Я его сын, сэр, — сказал Уилл, поднимая голову.
— Мы встречались несколько раз, когда он посещал прицепторий. Насколько я знаю, сейчас твой отец пребывает в Акре под началом великого магистра Берара. — Инспектор укоризненно покачал головой. — Я разочарован. Сын такого уважаемого рыцаря совершил богохульство.
— Позволь мне поговорить с тобой приватно, брат, — произнес Эврар.
— Конечно. — Инспектор с недоумением посмотрел на капеллана. — Сержант, подожди за дверью.
Выходя, Уилл поймал взгляд Эврара. Тот смотрел на него с каким-то непонятным интересом. Это встревожило его даже больше, чем гнев.
Гарин лежал на спине, осторожно касаясь пальцем разбитой губы. В опочивальне пусто и темно. Сержанты заканчивали свои работы перед повечерием. Постель была неудобная, солома впивалась в спину, прокалывая тонкую нижнюю рубашку. Он встал, подошел к окну. Вгляделся в людей, снующих по освещенному факелами двору. Хорошо бы уплыть домой прямо сейчас, не ждать до рассвета.
Дверь отворилась. В опочивальню вошел слуга в коричневой тунике со стопкой шерстяных одеял под мышкой и мерцающей свечой в руке. Он поставил свечу на стол и, низко наклонив голову, принялся менять на койках одеяла. Гарин снова уставился в окно, с остервенением грызя ноготь, уже обкусанный до мяса. Неожиданно к шелесту соломы добавился слабый звон монет. Гарин развернулся. Слуга у его койки доставал из мешка кошель.
Гарин ринулся с криком: «Убери свои руки!..» — и остановился как вкопанный, когда слуга поднял голову. На него смотрел мерзкий подонок со всклоченными волосами, худым длинным лицом и впалыми щеками.
Грач широко улыбнулся, показав обломанные коричневые зубы.
— Чего ты так всполошился, приятель? Из-за этого? — Он встряхнул бархатный кошель.
— Как ты сюда проник? — Гарин посмотрел на закрытую дверь.
