Гарин слабо кивнул.
— Нет-нет, — возразил Грач. — Скажи словами, мальчик.
— Да.
— Вот так лучше. Теперь можешь отправляться в Нью-Темпл. Через месяц мой господин призовет тебя, и ты расскажешь ему о книге. — Грач направился к двери. — Думаю, это его очень заинтересует.
— Не смей трогать мою мать! — крикнул вслед Гарин, но Грач не оглянулся.
Гарин сунул кошель обратно в мешок, подбежал и с силой ударил кулаком по столу. Свеча погасла, и опочивальня погрузилась в темноту.
Уилл стоял в коридоре уже час. Через несколько минут после того, как инспектор выдворил его, Эврар быстро вышел и вскоре вернулся с сэром Джоном, старшим группы рыцарей Нью-Темпла. Наконец двойная дверь распахнулась, и рыцарь вышел. Он строго посмотрел на Уилла и двинулся по коридору. А следом Эврар жестом приказал Уиллу войти и сразу направился к очагу греть над пламенем свои искривленные пальцы. Мальчик закрыл за собой дверь.
— Садись. — Инспектор показал на стул.
Уилл подошел на негнущихся ногах. Примостился на краю стула, положил руки на колени и начал речь, подготовленную в коридоре:
— Я очень сожалею, сэр, что отведал вина из чаши Святого причастия. Очень хотелось пить, ведь я пропустил ужин. Я каюсь и прошу дать возможность искупить вину.
Он замолк, сжавшись под суровым взглядом инспектора.
— Каяться, сержант, хорошо, но этого недостаточно. Ты совершил серьезный проступок. При других обстоятельствах тебе пришлось бы предстать перед еженедельным собранием капитула. С тебя сорвали бы тунику и изгнали.
— Да, сэр, — хрипло отозвался Уилл.
Инспектор откинулся на спинку кресла, пригладил бороду.
— Но мне доложили, в Онфлере ты проявил мужество и инициативу. Кроме того, ты очень способный сержант. Победил на турнире в Нью-Темпле. Это так?
— Да, сэр.
— Я не желаю лишать орден сержанта с такими достоинствами. И Господь к тебе, кажется, благоволит. — Инспектор глянул на Эврара. — Итак, принимая во внимание обстоятельства, мы решили назначить тебе такое наказание: войдя в возраст через пять лет, ты не будешь посвящен в рыцари вместе с остальными сержантами твоего статуса, а получишь право надеть рыцарскую мантию лишь через год и один день после этого срока.
Уилл сжал край стула. Шесть лет! Рыцарской мантии придется ждать шесть долгих лет!
— Ты также подвергнешься порке. К тому, кто ведет себя как собака, следует и относиться по- собачьи. Будущему воину Христа недостойно вести себя как дикарю-язычнику. Брат Эврар согласился произвести порку. — Он кивнул капеллану: — Ты можешь забрать его, брат.
Уилл увидел в глазах Эврара торжество. Капеллан поклонился инспектору и открыл дверь. Уилл вышел следом. Они двинулись обратно по коридору, вышли во двор. Молча направились к часовне. С каждым шагом страх Уилла усиливался. Его еще никогда не пороли.
Эврар закрыл двери и жестом приказал Уиллу идти к алтарю.
— Быстро, мальчик. Я не собираюсь возиться с тобой всю ночь.
Уилл нехотя повиновался. Эврар показал на пол:
— На колени.
Уилл опустился на колени, остановив глаза на фигуре Христа.
— Куда же я это подевал? — проговорил Эврар озираясь. Он быстро исчез за дверью в боковой стене и вскоре вернулся с чем-то в руках.
Разглядев хлыст, Уилл замер.
— Задери тунику и клади лицо на пол.
Уилл поднял тунику вместе с нижней рубахой. Затем наклонился, положил ладони на пол. Наконец прижал лоб к камню. Холодный воздух покалывал кожу.
— Почему инспектор не изгнал меня, сэр? — спросил Уилл, пытаясь оттянуть неизбежную экзекуцию.
— Он решил, что от твоего изгнания никому не будет пользы, — тихо ответил Эврар. — А так мы оба останемся довольны.
— Как это? — Уилл попытался сесть, но Эврар прижал его к полу, поставив на спину ногу.
— Ты останешься сержантом в Темпле, — ответил он, убирая ногу, — а я получу ученика- помощника.
— Ученика? — Услышав щелчок, Уилл поморщился, но боли не последовало, видимо, Эврар просто взмахнул хлыстом. — Что это значит?
— Это значит, — произнес капеллан намеренно медленно, — что теперь ты сержант парижского Темпла. А я твой наставник.
Хлыст снова щелкнул. На этот раз боль обожгла спину, как будто ударило молнией. Уилл застонал и прижался к полу. Он заставил себя равномерно дышать, но перенести следующий удар, ожидаемый, оказалось тяжелее. Хлыст стегал и стегал. Еще и еще. От боли начались позывы к рвоте. Уилл прикрыл веки, слезы жгли глаза.
Эврар закончил, сложил хлыст и встал перед алтарем. Уилл лежал, прижавшись щекой к камню, где смешались слюна и слезы.
— На ноги.
Он встал, подавив стон, когда туника коснулась порванной кожи. Хотелось свернуться калачиком и заплакать, но он не стал доставлять капеллану удовольствие. Потерю чести перенести труднее, чем боль. На бледных щеках капеллана появились два красных пятна.
— Зачем вам… — Уилл стиснул зубы и закрыл глаза, пытаясь превозмочь пульсирующую боль в спине. — Зачем вам, капеллану, понадобился сержант?
— Я собираю и перевожу манускрипты по медицине, математике, геометрии, астрономии и другим наукам, — сказал Эврар, бросая хлыст на скамью. — За семьдесят лет жизни в этом проклятом мире я, возможно, приобрел некоторую мудрость, но к моему бренному телу годы были не столь милосердны. — Эврар удрученно пожал плечами. — Я стал слаб зрением, и мне нужен писец.
— Писец, — повторил Уилл, пытаясь держаться спокойно.
— Я много раз подавал инспектору прошения, но до сей поры он не нашел для этой цели сержанта. — Эврар улыбнулся. — Ты вовремя подвернулся. — Его улыбка стала шире. — Вздумал осквернить чашу Святого причастия. Такое везение.
Уилл не верил своим ушам.
— Неужели писцом?
— Ты один из немногих сержантов, кто хорошо владеет чтением и письмом. Верно?
— Я готовился стать рыцарем, а не клириком!
— Мальчик, ты думаешь, от тамплиера требуется только владение мечом? — Эврар покачал головой. — Бывший наставник учил тебя работать руками. Я научу работать головой. — Он вгляделся в Уилла сквозь прищуренные веки. — Конечно, если там внутри что-то есть. А теперь отправляйся в опочивальню. Завтра после заутрени приходи ко мне в покои. Начнешь ученичество с мытья пола. Судя по запаху, его опять изгадили кошки.
— Нет.
— Что «нет»?
— Я не буду это делать!
— Тогда пошел вон.
— Что?
— Убирайся. Я не стану тебя останавливать.
Уилл бросил взгляд на дверь.
— Вы шутите?