крепят скобами бревна и доски для настила, укрепляют разрушенные опоры.
Дивизион усилили разведротой и создали таким образом механизированный отряд для рейда в глубокий тыл, - к Праге. Командует отрядом какой-то неизвестный мне подполковник из дивизии, говорят, начальник разведки. В ожидании переправы сидим у своих пушек.
Подходит полный, холеный старшина-сапер. С видимым удовольствием
затягивается какой-то длинной и тонкой папироской, самодовольно улыбается:
- Отличная жизнь началась. Жаль, война кончается. Обидно.
- Чего мелешь, шкура! Пригрелся в тылу. Нам война, а тебе - мать родна!
-не сдерживается кто-то из наших.
- Глупый ты человек! - не унимается старшина. - Вернешься в свой колхоз хвосты коровам крутить и в навозе с утра до ночи толочься за палочки, тогда поймешь. Вспомнишь еще эту войну. Пожалеешь, дуралей!
Недалеко собралась большая толпа местных жителей: наблюдают за подготовкой к форсированию реки. Левее, у самого берега, разворачиваются две 'катюши', скидывают брезенты, наводят свои рельсы и, наконец, дают залп.
- Ото зброя! Страшна зброя! - испуганно и восхищенно вскрикивают чехи.
...Саперы вогнали последние скобы в бревна, и мы медленно, пешком,
придерживая пушки, по гнущимся доскам перебираемся на противоположный берег. Через десять минут - несемся уже по дороге на Оломоуц...
Весь день мы пробивались по немецким тылам на запад, сея панику и наводя ужас на уныло бредущих немецких солдат, на беженцев и обозы. Мы расшвыривали своими тягачами подводы, лошадей и людей, стреляли в воздух, сталкивали немецкие машины в кюветы и на обочины. Все вокруг бурлило, обстановка непрерывно, ежеминутно менялась. Какое-то фантастическое, шальное кино, неправдоподобный боевик.
За Оломоуцем нам встретилась итальянская воинская часть. Колонна
безоружных солдат во главе с офицерами шла на восток, к русским, сдаваться в плен. Наивные, доверчивые, порядочные люди. Увидев нас, итальянцы остановились и подняли руки. Наш подполковник прошелся перед строем, приказал своему ординарцу обыскать всех и отобрать ценности, а сам отошел в сторонку, чтобы удобнее было наблюдать
Итальянцы недоумевали, но молчали. Офицеры отдавали ординарцу честь, а он выворачивал карманы, снимал часы, потрошил рюкзаки солдат и чемоданчики командиров. Обобрав всех, он медленно вернулся к подполковнику, придерживая обеими руками подол гимнастерки, доверху наполненный бумажниками, часами, кольцами, мундштуками, ножиками, расческами... Для сбора всей добычи ординарцу пришлось сделать три ходки. Чтобы припугнуть итальянцев, сообразительный подполковник приказал своим разведчикам дать несколько очередей в воздух... Мы двинулись дальше, а итальянцы все стояли с поднятыми вверх руками. От стыда я готов был сквозь землю провалиться. А командир весело смеялся: 'Правильный шмон навел. А чего теряться!'
Затем нам попался на дороге новенький 'оппель', брошенный немцами в панике, - кончился бензин. Подполковник приказал залить бак из нашей резервной канистры, а сам, пока заливали, прикурил. И надо же - его небрежно брошенная спичка попала под заднее колесо, где пролился бензин. Машина вспыхнула как факел. Подполковник в сердцах ругнулся, сплюнул, и мы двинулись дальше.
Чехи по-прежнему радушно, даже восторженно встречали нас: бросали цветы, кричали 'Наздар', угощали вином. Мы теряли бдительность и быстроту реакции. Поэтому выскочившая навстречу машина с немецким генералом сумела увернуться от нас. Пока мы соображали, открывали огонь, виртуоз-немец крутанул руль, газанул и скрылся за поворотом.
За день 7-го мая мы прошли по немецким тылам 150 километров. Закончились карты. Когда стемнело, пришлось съехать с дороги, замаскироваться на ближайшей высотке, окружить себя пушками, тягачами и затаиться. Это было мудрое решение. Мимо нас на запад, к американцам, всю ночь шел густой людской поток, ехали машины, подводы, велосипедисты... Мы сидели тихо. Пусть себе бегут.
Утром 8-го мая мы снова ринулись вперед, на запдд... Вечером недалеко от Праги путь нам преградила мощная огневая завеса. Этого уже никак не ожидали. Голова трещала от недосыпа, от непрерывного движения и дорожного шума, от бурных встреч в уютных чешских городках и селах, от выпитого вина...
Прага была совсем близко. Глаза слепило низкое оранжевое солнце, а изпод этого яркого шара вылетали гремящие стрелы и рвались вокруг. Немцы посылали нам последний смертельный привет. Мы, кто успел, повыскакивали из машин и распластались у дороги. С трудом отцепили две пушки, откатили к обочине и открыли бесприцельный ответный огонь.
Минут через двадцать стрельба внезапно прекратилась, и наступила тишина. Впереди горела машина. Слышались стоны раненых.
Уже в полной темноте мы оттащили пушки назад, к окраине близкого села. Перевязали раненых, похоронили убитых. Воткнули в холмик, в братскую могилу, фанерную табличку: 'Пали смертью храбрых... 8 мая 1945 г.'.
Наша батарея заняла большой чистый крестьянский дом рядом со штабом. Я улегся на лавке у окна и мгновенно уснул. Глубокой ночью разбудила близкая стрельба, громкие разговоры, беготня. Я выскочил из дома.
Все небо полыхало от сигнальных ракет и трассирующих очередей. По дороге медленно плотным потоком двигались танки и мотопехота. То шли войска 1-го Украинского фронта, наши соседи. Совсем близко кричали: 'Победа! Конец войны!' Мы с Дмитриевым поспешили в штаб дивизиона. Двери были распахнуты. Нас встретил майор. Он неуверенно держался на ногах, размахивал пустым бокалом и смеялся:
- Вот теперь - полная победа! Ка-пи-ту-ля-ция! За это надо еще выпить!
Выпили, добавили. Закуской не интересовались. Потом захотелось покурить, и я вышел на крыльцо. Внизу, спиной ко мне, вдрызг пьяный начальна штаба Макухин, запинаясь, рассказывал довольно трезвому еще Романову:
- Не волнуйся. Порядок. Точ-но! Сгорели полностью. 3...знамена и карты, и л...люди. Немцы облили все б...бензином и ф-ф-ф... спалили. Да. Р...разведка только п...пепел нашла. И все... С...собрали это в мешок. А как же Оф...формили по-умному. Акт с...составили, раз. Потом это... боевое донесе ние, два. Грамотно. В бою... от прямого п...попадания все и сгорело. Нормаль но. Конечно, дали т...точные к...координаты. По карте, да. И по форме cnncoi п...потерь личного с...состава. Все командование п...подписало: комдив наштадив, ну, 'Смерш'. Само собой... И мы подписали... А как же... По-ум ному... Достали спецурну... Металлическую, хорошую... Пепел, значит, туда И запломбировали... Потом, значит, забили в спецящик. Опись вложения... t как же... Опечатали гербовой печатью... Сопроводительное письмо п...по форме. Это важно. И под охраной - на спецсамолет. П...позавчера... В Моек ву, в Генштаб. Лично. Да. Оформление сложное. Поработали, как иш...шаки Ф-ф-ф!
- Ну, и слава Богу, - говорит Романов, - что кончилась эта тягомотина.
- Не то слово. Р...расформировали бы и еще, упаси Господи, - под трибунал. Всех р...разжаловать! Дивизии - нет! Нас - к чертовой матери! Ф-ф-ф! Во подарок ко дню Победы! А? Молодец наш генерал и замполит тоже. Дружно живут! Ф-ф-ф! Большое дело заделали. Полный порядок! На крыльцо, шатаясь, вышел командир с бутылкой в руке: - Хватит болтать, Макухин! Мать твою... Распустился на радостях. Главное сейчас - дис-цип-ли-на! Вот скоро с американцами встретимся. Надо
подтянуться! Не допускать зряшной болтовни! Навести полный порядок!..
9-го мая Прагу взяла армия Рыбалко 1-го Украинского фронта, а нас повернули на север. 10-го мая мы закатились в красивейший городок - Градец Кро-леве. Старинные дома, дворцы, сады. Все целое и ухоженное. Штабов понаехало видимо-невидимо. Штаб дивизии обосновался в центре, а наш дивизион - на окраине в брошенном рабочем общежитии. Мы устроились на двухэтажных нарах на первом этаже, штаб и начальство - в маленьких комнатах наверху, а матчасть поставили во дворе.
Где-то на юго-западе еще шли бои, а мы уже отвоевались: отдыхали, зализывали раны, готовились к возможной (так считал почему-то Федя) встрече с американцами.
Чтобы не допустить снижения морально-политического уровня и боевого духа, наш замполит начал проводить беседы о героическом прошлом русской армии, о стойкости русского солдата, о великих русских полководцах от Александра Невского до Иосифа Виссарионовича, о временных и постоянно действующих