Двадцать пятого августа Постоянный Комитет Свободной Зоны Боулдера организовал в аудитории Мюнцингера второй общий митинг. Митинг прошел хорошо. Сначала все спели национальный гимн, но на этот раз глаза у большинства людей остались сухими – это была всего лишь часть ритуала. Был избран Комитет по учету численности населения, во главе которого была поставлена Сэнди ДюШьен. С четырьмя помощниками она немедленно стала расхаживать по аудитории, считая головы и записывая имена. К концу митинга под оглушительные аплодисменты она заявила, что население Свободной Зоны к настоящему моменту насчитывает восемьсот четырнадцать человек.
В последнем ряду Гарольд повернулся к Надин и шепнул ей на ухо:
– А теперь, леди и джентльмены, праздник свободной любви объявляется открытым.
Она улыбнулась ему медленной, томной улыбкой, от которой у него закружилась голова.
Стью был единогласно избран судебным исполнителем Свободной Зоны.
– Я буду стараться изо всех сил, – сказал он. – И некоторые из вас, кто аплодирует мне сейчас, могут позднее изменить свое мнение, когда я застану их за каким-нибудь неподобающим делом. Слышишь меня, Рич Моффат?
Последовал общий взрыв смеха. Рич, пьяный, как свинья, тоже захохотал.
– Но, на мой взгляд, у нас нет никаких причин для неприятных происшествий. Основная работа судебного исполнителя заключается в том, чтобы не позволять людям причинять друг другу вред. А среди нас вряд ли найдутся такие, кто хотел бы причинить вред кому бы то ни было. И так уже пострадало слишком много людей. Наверное, это все, что я хотел сказать.
Публика устроила ему продолжительную овацию.
– А теперь следующий пункт, – сказал Стью, – имеющий отношение к проблеме судебного исполнителя. Нам нужно избрать пять человек в Комитет по Соблюдению Законности, а то у меня одного рука не поднимется запереть кого-нибудь в тюрьму, если дело дойдет до этого. Какие будут кандидатуры?
– Как насчет Джаджа? – закричал кто-то.
– Да, Джадж, чертовски правильно! – закричал кто-то другой.
Шеи вытянулись в ожидании того, что Джадж поднимется с места и согласится взять на себя ответственность в своем обычном цветистом стиле. Стью и Глен переглянулись смущенно: комитет должен был предвидеть эту возможность.
– Его здесь нет, – сказал кто-то.
– Кто-нибудь видел его? – расстроенным голосом спросила Люси Сванн. Ларри недовольно взглянул на нее, но она продолжала оглядывать зал в поисках Джаджа.
– Я видел его.
Заинтересованный ропот раздался вокруг когда с места встал Тедди Вейзак.
– Где?
– Где это было, Тедди?
– В городе?
– Что он делал?
Тедди Вейзака передернуло от этого шквала вопросов.
Стью постучал молоточком.
– Тише, ребята.
– Я видел его два дня назад, – сказал Тедди. – Он ехал на «лендровере». Сказал, что отправляется в Денвер на денек. Но не сказал зачем. Мы перекинулись парой шуток по этому поводу. Мне показалось, что он был в очень хорошем настроении. Вот и все, что я знаю.
Стью снова постучал молоточком.
– Очень жаль, что Джаджа здесь нет. По-моему, это была прекрасная кандидатура, но раз его здесь нет, то какие будут еще предложения?
– Нет, мы не можем это так оставить! – запротестовала Люси, вскочив с места. – Джадж Фэррис – старик. Что если он в Денвере заболеет и не сможет вернуться?
– Люси, – сказал Стью. – Денвер очень велик.
Странное молчание воцарилось в зале. Люси села на место, и Ларри обнял ее одной рукой. Лицо ее было бледным.
Председателем Комитета по Соблюдению Законности был избран Эл Банделл, пришедший в Боулдер вместе с группой доктора Ричардсона.
Бледный и взволнованный Бред Китченер подошел к кафедре, уронил свои записи, поднял их, перепутав все листы, и удовольствовался фразой о том, что они надеются вернуть электричество ко второму или третьему сентября. Это сообщение было встречено громом аплодисментов.
Следующим выступал Чед Норрис. Он сказал, что они хоронят мертвецов из чувства самой обыкновенной порядочности, и что никто из них не будет чувствовать себя в своей тарелке, пока последний труп не будет зарыт в землю, желательно до начала сезона дождей. Он попросил парочку добровольцев и мог бы набрать три дюжины, если бы захотел. В конце выступления он попросил встать и откланяться каждого члена Похоронной Команды.
Гарольд Лаудер привстал на одно мгновение и тут же опустился на место. После окончания митинга нашлись люди, заметившие, какой он отличный, но в то же время скромный парень. Но дело было не в скромности. Надин что-то жарко шептала ему на ухо, и он боялся надолго выставлять себя на всеобщее обозрение. Мощная эрекция распирала спереди его брюки.
Стью, Фрэн, Сью Стерн и Ник вместе отправились из кампуса обратно в город. Было уже почти одиннадцать тридцать.
– Прохладно, – сказала Фрэн. – Надо было мне одеть куртку поверх свитера.
Ник кивнул. Он тоже чувствовал холод. Вечера в Боулдере всегда были прохладными, но сегодня температура была едва ли выше пятидесяти по Фаренгейту. Это служило напоминанием о том, что странное и ужасное лето 1990 года подходит к концу. В который раз Ник пожалел, что Богу Матушки Абагейл пришелся по душе именно Боулдер, а не Майами, к примеру, или Новый Орлеан.
– Они застали меня врасплох, выдвинув Джаджа в комитет, – сказал Стью. – Нам следовало предвидеть это.
Фрэнни кивнула, а Ник быстро нацарапал в своем блокноте несколько слов.
– Думаешь, у них появятся подозрения? – спросил Стью.
Ник кивнул.
Все задумались, пока Ник доставал спички и сжигал свою записку.
– Хреново дело, – сказал Стью наконец.
– Конечно, он прав, – мрачно сказала Сью. – Что еще им остается подумать?
– Как нам повезло, что сегодня никто не заговорил о том, что происходит на западе, – сказала Фрэн.
Ник написал:
– Это нам удастся только в том случае, если Бред наладит электричество.
– Думаю, он справится, – сказал Стью.
– Я иду домой, – сказала Сью. – Завтра великий день. Дайна уезжает. Я провожу ее до Колорадо Спрингс.
– Ты уверена, что это тебе ничем не грозит, Сью? – спросила Фрэн.
Она пожала плечами.
– Как она приняла наше предложение? – спросила у нее Фрэн.
– Ну, она странная девушка. В колледже она много занималась спортом, особенно теннисом и плаваньем. Первые два года студенческой жизни она продолжала встречаться со своим школьным дружком. Ну, он был таким детиной в черной кожаной куртке, я – Тарзан, а ты – Джейн, так что убирайся-ка на кухню