– Я просто хочу обратно, – сказал Лео, отводя глаза. – Мне нужна мама-Надин.
– Ну, ты… – Он беспомощно запнулся.
– Хочу обратно. Пожалуйста.
– Тебе не нравится Гарольд?
– Я не знаю… да нет, он нормальный парень… просто я хочу обратно.
Ларри вздохнул.
– Найдешь один дорогу?
– Конечно.
– О'кей. Но мне очень хотелось бы, чтобы ты пошел с нами. Я так давно ждал встречи с Гарольдом. Ты ведь знаешь об этом, правда?
– Да-а.
– А обратно мы пойдем вместе.
– Я в этот дом не войду, – зашипел Лео, на секунду вновь превратившись в Джо.
– О'кей, – сказал Ларри поспешно. – Иди прямо домой.
– Хорошо. – И неожиданно Лео перешел на шепот. – Почему бы тебе не пойти со мной? Прямо сейчас? Пошли вместе. Пожалуйста, Ларри? Хорошо?
– Господи, Лео, что за…
– Ну ладно, – сказал Лео, и прежде чем Ларри успел его о чем-нибудь спросить, он уже заторопился по улице. Ларри взглядом проводил его из виду. Потом он повернулся к Гарольду и смущенно развел руками.
– Я же говорю, все в порядке. Дети иногда ведут себя странно, – сказал Гарольд.
– Да уж, действительно. Но этот ребенок имеет право вести себя так. Он столько пережил.
– Я не сомневался в этом, – ответил Гарольд, и на короткий миг Ларри ощутил недоверие, почувствовал, что столь быстро возникшая симпатия Гарольда к мальчику – всего лишь эрзац настоящего чувства.
– Ну, входите, – сказал Гарольд. – Собственно говоря, вы мой первый гость. Несколько раз заходили Фрэнни и Стью, но они не в счет. – Улыбка Гарольда стала немножечко грустной, и Ларри почувствовал к нему жалость.
– Я рад, – сказал он.
– Если вы не возражаете, я пока отложу карамель – сейчас я не ем сладкого, пытаюсь похудеть. Но вино стоит попробовать ради такого случая. Вы пересекли всю страну, ориентируясь по нашим надписям. Это вам не фунт изюма. Вы должны мне об этом рассказать. А пока садитесь вон на тот зеленый стул.
«Странно, – подумал Ларри, – он говорит, как политик, – гладко, быстро, бойко».
Гарольд ушел за рюмками, а Ларри сел на зеленый стул. Он огляделся. Ну, не самая замечательная на свете гостиная, но с ворсистым ковром и кое-какой современной мебелью она будет выглядеть неплохо. Лучше всего был камин. Прекрасная ручная работа. Но один кирпич в кладке держался на честном слове. Ларри показалось, что он выпал, а потом его небрежно сунули на место.
Он встал и вынул кирпич из кладки. Гарольд продолжал хозяйничать где-то внизу. Ларри уже собирался вложить кирпич на место, когда заметил в образовавшейся дыре толстую тетрадь для записей. Чувствуя легкий стыд, он положил кирпич на место как раз в тот момент, когда шаги Гарольда стали подниматься с нижнего этажа. Когда Гарольд вернулся в гостиную с двумя бокалами в руках, Ларри уже снова сидел на зеленом стуле.
– Я их споласкивал внизу, – сказал Гарольд. – А то они запылились.
– Красивые, – сказал Ларри. – Слушай, я не уверен, что с этим Бордо все в порядке. Может так получиться, что ты готовил рюмки для уксуса.
– Кто не рискует, – сказал Гарольд с улыбкой, – тот не выигрывает.
От улыбки Гарольда Ларри почему-то стало немного не по себе, и он поймал себя на мысли о том, кому принадлежит эта тетрадь – Гарольду или предыдущему владельцу дома. А если это тетрадь Гарольда, то что, черт возьми, там может быть написано?
Они открыли бутылку Бордо и к общему удовольствию обнаружили, что вино прекрасное. Через полчаса они уже пребывали в состоянии приятного легкого опьянения, причем Гарольд в большей степени, чем Ларри. Но улыбка по-прежнему блуждала у него на губах. Собственно говоря, она стала шире.
Язык у Ларри слегка развязался, и он спросил:
– Эти плакаты. Насчет общего митинга восемнадцатого числа. Как получилось, что ты не вошел в состав этого комитете, Гарольд? По-моему, такой парень, как ты, обязательно должен был там оказаться.
Улыбка Гарольда стала еще шире.
– Ну, я еще ужасно молод. Наверное, они думают, что у меня не хватает опыта.
– По-моему, это свинство с их стороны. – Но действительно ли он так считал?
– Ну, кто знает, что ждет нас в будущем! – сказал Гарольд, широко улыбаясь. – У каждой собаки есть свой день.
Ларри ушел в пять часов вечера. Он расстался с Гарольдом дружески. Тот пожал его руку и улыбнулся на прощанье, сказав, чтобы Ларри заходил почаще. Но у Ларри появилось ощущение, что Гарольду будет абсолютно наплевать, если они никогда больше не встретятся.
Он медленно прошел по цементной дорожке и обернулся, чтобы помахать на прощанье, но Гарольд уже скрылся в доме. Дверь была закрыта.
От вина у него немного заболела голова, и он попытался убедить себя в том, что тот легкий озноб, который он почувствовал дома у Гарольда, является всего лишь одним из проявлений незначительного похмелья. Мысли его спутались. Он неожиданно ощутил уверенность, что Гарольд наблюдает за ним из-за задернутых штор, и руки его сжимаются, словно он хватает кого-то за горло, а улыбка его превращается в оскал ненависти…
И в тот же миг он вспомнил о ночи, проведенной в Беннингтоне, когда он проснулся с ужасным чувством, что в темноте кто-то есть… и как потом он услышал (или это ему только приснилось?) приглушенный звук каблуков, уходящих на запад.
И неожиданно он поймал себя на том, что вспоминает, как в детстве ходил с мамой в зоопарк в Бронксе. Они вошли в помещение, где жили обезьяны, и запах ударил ему в нос, как кулак. Он повернулся и хотел выбежать на улицу, но мама остановила его.
И он остался, хотя и не поверил ей. Но оказалось, что она была права. Взглянув на часы, он увидел, что они провели у обезьян около получаса, и он уже не мог понять, почему входящие леди зажимают нос, а на лице у них появляется гримаса отвращения. Он сказал об этом своей матери, и Элис Андервуд засмеялась.
Он так и сделал и вновь ощутил зловоние. На этот раз оно было даже сильнее и омерзительнее, чем в самом начале. Сосиски и вишневый пирог рванулись вверх, но он выбежал на свежий воздух и с трудом сумел побороть рвоту.
Он пошел быстрее, чуть ли не пустившись бегом, вдыхая это сочное, густое зловоние, которое он –
