Он мечтал вернуться домой, освободиться от выпавших на его долю чудес.

Только за один этот день его дважды посетили неприятные открытия. Письмо в родной город, которое он пристроился писать на почте, вспыхнуло игривым пламенем прямо у него в руках. Громко и сердито закричали служащие почтамта, и, бросив догорающий лист на мраморный пол, Гуль поспешил выйти.

Чуть позже он обнаружил, что подклад костюма, в который он обрядился поутру, постепенно тлеет. То есть сначала это была легкая желтизна, как если бы к материи приложили разогретый утюг, чуть позже желтые цвета заметно сгустились, более всего потемнев на уровне груди. Кое-где кусочки ткани попросту обуглились! Пришлось возвращаться к автомобильной свалке, на которой спрятал украденную одежду, и спешно переодеваться. К счастью, изодранная гимнастерка находилась тут же. Это была еще «та» материя, и на этот раз Гуль предусмотрительно надел ее под костюм-тройку. Придирчиво оглядев себя, он нашел, что здорово похудел. Даже в таком двойном облачении одежда висела мешком, топорщась на спине и под мышками. Премудрый Пилберг был прав только отчасти. Им в самом деле не требовалось обычной пищи.

Что-то питало их тела, пока они жили в каракатице. Мельком он подумал, что теперь по крайней мере ясно, отчего загорелся магазин. Все, что происходило с ним в последнее время, было выше человеческого понимания, и единственный вывод, который он сделал, это что впредь ему следовало быть осторожнее.

Энергии, излучаемые им, были отнюдь не безопасны для этого мира.

Ближе к шести он вышел из автобуса в центре города. Улица гудела удивительными машинами — длинными, обтекаемой формы, непривычно красивыми.

Стены домов, высокие до головокружения, мигали и переливались рекламными огнями. Нечаянно шевельнулась в голове мысль, что вот он впервые за рубежом, в чужом симпатичном городе и что как было бы здорово по-настоящему отдохнуть, побродить по музеям и кинотеатрам, поглазеть на витрины, на аттракционы. Но не было желания смотреть и любопытствовать. Хотелось покоя, хотелось того, чего не было и не могло быть здесь — вдали от родины…

Гуль вздрогнул. В голове взбурлило. Город растворился и исчез, превратившись в тропку безликого тротуара, в хаос колышущихся теней. Мышцы поневоле напряглись. Он вдруг увидел себя глазами идущего позади человека.

Остановился. Остановился и тот, что крался за ним. Не оборачиваясь, Гуль торопливо свернул в подземный переход, на секунду задержался возле играющего на банджо негра. Поймав его рассеянный взгляд, негр улыбнулся, едва заметно кивнул на цинковый цилиндрик. Гуль смущенно развел руками.

Мгновенно потеряв к нему интерес, негр устремился взглядом к лестнице, по которой спускались возможные покупатели его мелодий. Тут же у стен стояли другие музыканты. Стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Гуль поднялся по истертым ступеням и оказался напротив красочной вывески кафе. Не задумываясь, шагнул вперед и, миновав вращающиеся двери, обежал взглядом переполненный людьми зал. Несколько шумновато, но, может быть, это и к лучшему.

Впереди высилась сверкающая стойка, рядом стояли обитые рифленой кожей табуреты. Вдоль стен угловатыми стражами выстроились игральные автоматы, музыкальный ящик на пару с плоским, подвешенным вместо картины телевизором оглашали помещение пронзительными криками. Весь этот шипящий и перезванивающий хор совершенно глушил голоса обосновавшихся за столиками посетителей. Вентиляторы, раскрашенные под гигантские ромашки, свисая с потолка, лениво перемешивали жаркий, задымленный воздух. Не теряя времени, Гуль занял ближайший свободный столик и подбежавшему мальчонке в белом переднике спокойным голосом заказал кофе. Его поняли. Малолетний официант скрылся за стойкой, а за столик грузно уселся плотный мужчина с бычьей шеей и багровой физиономией. Он не спрашивал разрешения. Взгляд горящих маленьких глазок был устремлен на экран телевизора. Передавали встречу по кик-боксингу. Вместе с фигурками прыгающих боксеров в камеру то и дело вползали раскрасневшиеся лица болельщиков. Гуль отметил, что многие посетители ничего не заказывают, завороженно следя за разгорающимся поединком.

Отлично!.. Он просидит здесь до самого закрытия. Денег на заказы у него не было, и более чем на одну чашку кофе он не рассчитывал.

— Кто выступает? — поинтересовался он. Багровая физиономия лениво поворотилась в его сторону. В поросячьих глазках читалось откровенное презрение.

— Боб Тайлер. Схватка на полтора миллиона.

Гуль кивнул мальчонке, принесшему кофе, и попытался спокойно, взвешенно продумать свои следующие шаги.

С анализом не заладилось. Поквакивающими лягушонками мысли скакали с места на место, заглушая друг дружку, совершенно не позволяя сосредоточиться.

Припомнив логические словопостроения Пилберга, Гуль вздохнул…

Итак, он здесь — это раз. Некто, возможно, даже целая организация охотится за ним. Это два. Почему?.. Скорее всего из-за разбитой витрины. Но разве это не рядовая кража? Гуль поморщился. Во всяком случае, этим следовало заняться полиции, а он был уверен, что следят за ним отнюдь не полицейские… Покосился на соседей. Багроволицый басовито обменивался впечатлениями с костлявым волосатиком, пристроившимся на табурете рядом.

Гуль невольно перевел глаза на экран. Огромный мускулистый негр в просторных звездно-полосатых трусах наскакивал на своего собрата, более рыхлого, медлительного, и резкими, кольцевыми ударами вонзал кулаки куда-то под локти противника. За канатами чернели распахнутые рты, публика вовсю улюлюкала и соловьем заливался комментатор. Гуль покосился на соседей. Он понимал их, как и прежде, а вот с телеизображением происходило иное.

Как же он не уловил этого сразу? Да и текст на афишах!.. Гуль припомнил многочисленные рекламные шиты вдоль дорог. Везде были английские слова, латинский алфавит! Эти буквы он никогда не умел складывать в слова, но слова, которые слышал и произносил, — здесь он не ошибся ни разу. Его понимали.

Нервно провел рукой по волосам; не чувствуя вкуса, отхлебнул кофе. Кроме вкуса, как оказалось, он не чувствовал и температуры. Нельзя было понять, горячий кофе или уже остывший… В волнении огляделся. Спокойно, дружок, ничего страшного. Чему, собственно, ты удивился? Разве это не та же самая телепатия? Живой человек — источник мыслей, экраны и печать — образ и не более того. Гуль почувствовал некоторое облегчение. Ответ, пусть и не совсем ясный, был найден…

— Ты обрати внимание на удар! Это же кувалда в перчатке! Да… Сегодня этому шкафчику будет определенно худо. Это он сейчас духарится и резвится.

А дома залезет под душ, сползет на дно, и скрючит его родимого. Знаю я эти радости!..

Глядя на оживленную физиономию багроволицего, трудно было понять, сочувствует он боксеру или нет. Волосатик, напротив, благодушно кивал.

Сбоку затрезвонил один из игральных автоматов. В ладонь счастливчика просыпался полновесный серебристый поток. Кто-то завистливо рассмеялся. Тем временем негр, уничтожающий печень соперника, скакнул вперед и, поднырнув под встречный крюк, серией ударил по корпусу.

— Нокаут! — фальцетом объявил волосатик и, ожидая одобрения, покосился на багроволицего. — Когда лопатки на ковре — это нокаут!

Подавшись всем телом вперед и стискивая напряженными пальцами колени, багроволицый внимательно следил за отсчетом.

— Сукин сын! — пробормотал он. — Полтора миллиона за четырнадцать минут!

Неплохая работка, а?

Соскочив с табурета, волосатик уже колотил по стойке, требуя выпивку.

Выпить было за что, и к бару потянулись желающие отметить завершение поединка. Шум голосов заглушил на какое-то время джазово-заунывные переливы из музыкального автомата. И никто не обернулся, когда в кафе вошли двое. На них отреагировал только Гуль. Неестественно медленным движением он потянул к губам пустую чашку. Очередной миг прозрения подарил ему долгожданный ответ. Невидимые до сих пор охотники вышли на финишную прямую. Эти двое являлись его преследователями!

Один из вошедших, помешкав, двинулся к игровым автоматам, второй с нарочитой неспешностью оперся плечом о стену возле дверей. Гуль продолжал прислушиваться к себе. Он не ошибся. Это