– Разве вы мертвая? – спрашивает ее Маша.
– Иди, девочка, иди, – говорит та, что стоит у окна.
– Я же только пришла! – обижается Маша.
– Нечего тебе тут делать! – сердится затрапезная.
– А спорим – есть! – И Маша гордо уходит в кабину.
– Я хочу все! – говорит та, что «умерла». – Хочу все!
– Не жадничай! – отвечает та, что в макси. Она все время поддергивает подол и разглядывает свои ноги. – Давай поменяемся, а?
– Ни за что! – говорит та, что в мини. – Я из него теперь не вылезу. Сколько?
Затрапезная бормочет цену.
– За что? – кричит в мини.
– Завтрашняя мода… Я и так вам скостила. Потому что как на вас шито.
Щелкает замок сумочки, потом кошелька, шелестят деньги.
Покупательницы вздыхают с тихим страданием.
Маша выходит и смотрит, как обе женщины с неохотой раздеваются, как шарят глазами, руками по разложенным вещам.
В туалет влетает третья, вся такая шустрая и шмыгающая.
– Взяли? Умницы! – кричит она. – Тут же ни ниточки синтетики. Девочки, вспомнить страшно, как мы капрон носили. Давай, я подпишу тебе пропуск, – это она говорит женщине с сумкой и тут же на подоконнике подписывает пропуск. Потом видит Машу и охает: – Ты чья?
– Я? – у Маши лукавое лицо.
– Ты! Ты! У тебя тут мама, папа?
– У меня? – У Маши лицо из лукавого делается таинственным.
В дверь туалета раздается стук.
– Эй! Машка, ты там? – слышится голос Аспидова. – Идем, я передам тебя бабушке.
– Батюшки-светы! – кричит та, что в мини. – Ты аспидовская? Я говорила… говорила… Эта актерка – его жена, жена…
– Чего ты на меня кричишь? – возмущается шмыгающая. – Я к нему в паспорт не лазила. – И очень нежно обращается к Маше: – Твоя мама артистка, девочка, да?
– Да! – гордо отвечает Маша. – Она у меня артистка. Она у меня колдунья. Она у меня мышиная королева.
– Роль в «Щелкунчике», – поясняет в макси. – Я видела. Ничего особенного.
– А я там платья мерила, – хвастает Маша Аспидову, выходя из туалета.
Гуськом выходят женщины и проходят мимо гордо и независимо.
– Чем торговали, бабы? – спрашивает Аспидов. – Почем нынче овес?
– Прекратите ваши инсинуации, – обиженно сказала шмыгающая. – Получше бы за дочкой смотрели!
Аспидов засмеялся. Он хватает Машу на руки и быстро, почти бегом, мчится с ней по лестнице.
В знакомом уже нам вестибюле он бросает Машу на руки очень элегантной женщине.
– Все! – говорит он. – Сдал по описи.
– Лиленька ты моя! – обнимает Машу женщина.
– Что ж это вы ее слушать старших не научили? – строго и с осуждением спрашивает тетя Катя, выходя из своей каморки.
– Ты не слушалась? – весело спрашивает женщина. – Ай-ай-ай! – говорит она и целует Машу.
– Что за мамаша! Что за мамаша! – возмущается тетя Катя. – Разве можно так баловать ребенка? Ты – мать, ты ее строго спроси.
– Не буду, – смеется женщина. – Не хочу и не буду. Я не мать. Я бабушка. Радость ты моя!
– Вот! – сказала Маша и гордо посмотрела на тетю Катю.
А в это время за их спиной чинно и благородно проходит спекулянтка, пропуск тете Кате она отдает вежливо и говорит ей:
– Будьте здоровы, тетя Катя!
– До свиданья, тетя! – кричит ей Маша и говорит бабушке: – У этой тети в сумке такие платья! И большие, и маленькие. И трусики с кружевом.
Бабушка смотрит на тетю Катю и с осуждением качает головой.
– У меня только по пропускам, – показывает тетя Катя на пропуск. – У меня строго. – И дверь в свою каморку сразу закрыла.
Маша сидит в кабинете, где на стене висит портрет человека с бородкой. Это Достоевский.
В кабинет входит импозантный господин с мокрыми гранками.
– Боже! Какая прелесть! – говорит он, глядя на Машу, поедающую мороженое. – «Ах ты, девочка чумазая! Где ж ты руки так измазала?»
– «Я на солнышке лежала, руки кверху держала, вот они и загорели…» – с ходу отвечает Маша.
– Высшее образование, – смеется господин.
– В садике объявили карантин, – сказала бабушка.
– А что делает возлюбленная невестка? – провоцирующе спрашивает господин.
– Не трогай мое больное место, – говорит бабушка. – Малышке уже пора спать. Сейчас я с ней слиняю, – объясняет бабушка.
– Что ты хочешь этим сказать? – испуганно спрашивает господин.
– Что сейчас отнесу гранки в типографию, схвачу такси и отвезу ее домой!
– Дорогая! Но мы же давно договорились. Я же не мальчик, чтоб со мной так поступали.
– А что мне делать с ребенком?
– Сначала был институт. Потом диссертация… Муж… Сын… Я жду уже почти тридцать лет. И когда ты наконец соглашаешься со мной хотя бы пообедать… возникает внучка. Ты смеешься надо мной?
А бабушка и правда смеется, смотрит то на Машу, то на господина и смеется.
– Ну прости меня, Славик, прости. Может, это называется не судьба?
– Ты не ставишь меня ни в грош! – обиженно говорит господин. Он с отвращением смотрит на Машу. – Она грязная, сопливая девчонка! Она дочь женщины, которая отобрала у тебя сына. Этот ребенок никогда не скажет тебе спасибо. И он дороже тебе человека, который терпеливо, безропотно ждет своего часа. И этот ребенок дороже верности и любви?
– Дороже, – тихо говорит бабушка. – Прости меня, Славик. Ну хорошо, мы поужинаем вместе. Часов в десять.
Машу укладывает спать вся семья.
Бабушка нервничает и смотрит на часы.
Дедушка, весьма бодрый, красивый мужчина, ходит по комнате туда-сюда, туда-сюда.
Туда-сюда в ожидании бабушки прохаживается возле кафе Славик.
Прабабушка вся изулыбалась, подглядывая за Машей, которая в ночной рубашке укладывает спать куклу и разговаривает с ней.
– Я пообедаю с тобой завтра, – говорит она. – Ты же видишь, у меня ребенок!
– Дорогая! – с интонацией Славика отвечает ей медвежонок. – Я же не мальчик.
– Такая жизнь, старик, такая жизнь, – уже с интонацией папы говорит бесхвостый ослик.
– С кем завтра Маша останется? – говорит мама, продолжая, видимо, незакончившийся разговор. – Шеф сказал – или-или, я его лично понимаю.
– Какой объективизм! – вскрикивает папа.
– Милая, – говорит ей прабабушка, – не надо сердиться. От этого морщины. Поверь, наше время стоит дороже твоего. – И совсем ласково: – Ты у нас такая молоденькая, такая малооплачиваемая. У тебя все впереди, вот и сиди с ребенком.
– Да?! – кричит мама. – Да? Я так и сдохну малооплачиваемой, если буду сидеть! У меня же опыты!
– Я бы запретил женщинам диссертации, – сказал дедушка. – Наука это вполне выдержит.
Папа радостно хихикает:
