Фрай прав: рапиры действительно сверка­ют. Интересно, думает он, крал ли этот парень рапиры? Ему почему-то кажется, что крал. Есть, кстати, даже такая традиция — красть рапиры у команды противника. Это один из священных обычаев, почитаемый всеми в мире фехтования.

— Туда, — говорит Фрай, указывая направле­ние. — Он, наверное, из школы шел, а по дороге с купил мороженого. А потом пошел домой. Туда, верно?

Ответ приходит к Саю горячей волной, за­родившейся в голове и прокатившейся по все­му телу. Лосось? Да нет, скорее уж рыба-пила, учитывая страсть парня к рапирам. Сай чувст­вует себя акулой на крючке, и чья-то сильная рука неутомимо тянет за леску по направле­нию...

— К дому, — говорит он. — Точно, домой.

На дворе ранние сумерки. По улицам бега­ют мальчишки и девчонки; у половины машин уже включены фары. Для всех они — пара мест­ных парней, направляющихся по своим делам, а у ребят вечно находятся какие-нибудь неот­ложные дела. Никто не обращает на них внима­ния. Есть только одна проблема — приблизи­тельно в квартале от них парни замечают поли­цейскую машину, отъезжающую от тротуара.

Пройдя мимо магазинчика мороженого, Сайрес замечает в себе перемены. Меняется походка и манера держать себя. Все мимичес­кие мышцы приходят в движение, меняя выра­жение лица. Брови насуплены, челюсть слегка приоткрыта. Я — больше не я, думает Сай. Не­званый гость берет верх. Что делать: позволить ему прорваться на поверхность или за­гнать внутрь? Впрочем, момент, когда стоило начинать борьбу, уже миновал. Единственный способ покончить с этим ужасным раздвоени­ем — дать ему сделать то, что он хочет.

Рядом какой то парень.

— Сай, — зовет его он, и, хотя Сай понимает, что знает его, другая часть разума впадает в па­нику. Сай тут же понимает, в чем дело. Он за­крывает глаза на мгновение и пытается убе­дить живущего в его голове парня, что Фрай — это друг, а не враг. Непрошеный гость, похоже, понимает, потому что паника постепенно сти­хает.

Дойдя до угла, Сай поворачивает налево, как будто делал это сотни раз. С трудам преодо­левая дрожь, он пытается понять, о чем думает чужая височная доля. Сосредоточившись, он начинает что-то чувствовать. Нервозность, раздражение. Сай пытается облечь это чувство в слова. Сделать это просто необходимо.

— Я опоздал. Они будут сердиться. Они всегда сердятся, когда я опаздываю.

— Куда опаздываешь?

— На ужин. Они сядут за стол точно вовремя, и я должен быть на месте, иначе нарвусь на вы­говор. Они могли бы начать ужин без меня, но не станут этого делать. Они всегда ждут. И на­чинают злиться. А еда тем временем остывает. И все это по моей вине. Я всегда виноват, ко­нечно. Я приду, сяду за стол, а они спросят: как дела? Хорошо, скажу я. Что проходили в шко­ле? Ничего. В чем я опять провинился? Во всем.

Странно. Это не мой голос, думает Сай. Зву­чит, как мой, та же тональность, но интонации другие. Другой акцент. Так бы он разговаривал, если бы родился в Джоплине, городе, славящем­ся своей женской баскетбольной командой.

Свернув за угол во второй раз, Сай снова ви­дит ту же полицейскую машину. Теперь она сза­ди, медленно едет в том же направлении, не от­ставая и не нагоняя ребят. Ошибки быть не мо­жет: полицейские следят за ними. И не только они. Вторая машина стоит напротив дома, к ко­торому они направляются. В этом доме провел детство парень, живущий в голове Сая. Получа­ется, что это и его дом тоже. Сай стал лососем, а полицейские — медведем. И тем не менее, да­же понимая это, он не может остановиться. Он должен дойти до этого дома или погибнуть на пути к нему.

Подойдя к дорожке, ведущей к дому, Сай ви­дит, как из знакомой «тойоты», припаркован­ной напротив, выходят двое мужчин. Он мо­ментально узнает их — оба папаши на месте. Они смотрят на него со смесью облегчения и тревоги. Значит, знали, куда он отправился. Знали с самого начала.

— Сайрес, — зовет его один из них, и мальчи­ку хочется броситься к ним немедленно. Хоро­шо бы они просто забрали его домой, но нель­зя. Домой ехать рано. Не сейчас. Родители пре­граждают ему путь, но, будучи людьми умными, не пытаются его поймать.

— Я должен это сделать, — говорит Сай, пони­мая, что голос совсем перестал его слушаться и звучит совсем не как обычно.

В этот момент полицейские выскакивают из машин, бросаются к мальчику и хватают его за руки. Сай понимает, что с таким количест­вом взрослых мужчин ему не справиться, и ре­шает обратиться к родителям.

— Я должен это сделать, — повторяет он. — Прошу вас, не будьте медведем.

Папаши недоуменно переглядываются, не понимая, что он хочет сказать, но спустя пару секунд до них, видимо, доходит смысл первой части фразы, потому что они отходят в сторо­ну и просят полицейских:

— Пожалуйста, отпустите его.

— Это Лев, — говорит Сайрес с удивлением, видя, что у Фрая хватило смелости остаться, несмотря на то что его жизнь в большой опас­ности. — Не трогайте его.

Папаши смотрят на Фрая с любопытством, но вскоре приемный сын снова завладевает их вниманием.

Полицейские обыскивают Сая, чтобы убе­диться, что у него нет оружия. Ничего не обна­ружив, они позволяют ему проследовать даль­ше, к дому. Но оружие у Сая все-таки есть. Это что-то тяжелое и острое. Оно прячется в глуби­не подсознания, но каждую секунду грозит вы­рваться наружу. Саю страшно, но остановиться он не может.

На крыльце три человека: полицейский, мужчина и женщина. Они разговаривают при­глушенными голосами, нервно поглядывая на Сая. Пожилая пара Саю наполовину знакома, причем близко знакома. Увидев их, он чувству­ет, как на дамбу, построенную им для защиты от вторжения непрошеного гостя, обрушива­ется не просто гигантская волна эмоций, а на­стоящее цунами. На мгновение ему кажется, что он окончательно утонул в водовороте чувств.

На пути к крыльцу ему чудится, будто тро­пинка, выложенная плиткой, качается под ним, как подвесной мост, а окружающая дей­ствительность искажается, как отражение в кривых зеркалах. Но, несмотря ни на что, Сай доходит до крыльца и останавливается перед испуганными людьми. Мужчине и жен­щине не просто страшно — они в ужасе. Часть души Сая рада этому, в то время как другая мечтает лишь об одном: перенеслись куда угодно, только бы подальше от этого дома. Беда в том, что Сай уже окончательно запу­тался и не понимает, где кончается его рассу­док и начинается сознание живущего в его го­лове парня. Открыв рот, он пытается обра­тить чувства в слова.

— Дайте! — требует он. — Дай мне это, мама. Дай мне это, пап.

Женщина прикрывает рот рукой и отвора­чивается в тщетной попытке сдержать слезы, ручьем льющиеся из глаз.

— Тайлер? — спрашивает мужчина. — Тайлер, это ты?

Сайрес впервые в жизни слышит имя не­прошеного гостя. Тайлер. Вот как. Значит, я Сайрес и одновременно Тайлер. Я Сай-Тай.

— Быстрее! — понукает их Сай-Тай. — Дайте это мне. Очень нужно!

— Что, Тайлер? — спрашивает женщина сквозь слезы. — Что ты хочешь, чтобы мы тебе дали?

Сай-Тай пытается объяснить, но никак не может подобрать нужное слово. Он даже раз­глядеть вожделенный предмет толком не мо­жет. Это тот самый тяжелый острый предмет. Оружие, возможно. Но образ остается нечет­ким. Зато он, кажется, начинает понимать, что этим предметом делают, и решает разыграть пантомиму: нагибается вперед и ставит одну руку впереди другой.

Он как бы держит перед собой какой-то длинный предмет, приложив его конец к земле и постепенно опуская обе руки. Неожиданно Сай осознает, что парень ищет вовсе не ору­жие, а инструмент, и одновременно начинает понимать, какое именно действие пытается изобразить: он копает.

— Лопата! — произносит он с облегчением. — Мне нужна лопата.

Женщина и мужчина переглядываются. По­лицейский, стоящий рядом с ними, кивает, и мужчина говорит: — Она в сарае.