Лев понимает, что оставаться во дворе опасно. Если он не уйдет с теми, кто еще здесь, полицейские рано или поздно обратят на него внимание.

Он убегает, чувствуя себя абсолютно беспо­мощным. Подкидыш, оставленный на крыль­це, и тот чувствует себя увереннее. Лев даже не знает, кого винить за то, что случилось с ним. Пастора Дэна, давшего ему волю? Самого себя за то, что предал двоих ребят, своих единствен­ных друзей? Может быть, Бога за то, что нис­послал на его долю такое тяжкое испытание? Ты можешь стать кем угодно, сказал пастор. Но сейчас, Лев это чувствует, он — никто. Он уже не Леви Иедидиа Калдер, такого мальчика на свете больше нет. Осознание этой горькой ис­тины и есть одиночество в чистом, незамут­ненном виде, без примесей.

Антикварный магазин, в который ребята при­шли по совету Ханны, расположен в старой ча­сти города. На улице растут большие деревья. Прямо над дорогой их ветви сплетаются са­мым причудливым образом и растут под таки­ми углами, каких никогда не увидишь в дикой природе. Всему виной вмешательство челове­ка — ветви просто вынуждены уступать дорогу грузовикам с высоким кузовом, часто проезжа­ющим по улице.

Мостовая засыпана желтыми и красными осенними листьями, но и на ветвях их еще не­мало — не все деревья готовы сдаться по перво­му требованию осени, и над дорогой, как и ле­том, висит призрачный шатер, защищающий прохожих от дождя и солнца.

Малышка сделалась совсем безутешной, ры­дает без конца. Коннору ужасно хочется посе­товать на непрекращающийся плач, но он вы­нужден держать жалобы при себе — ведь если бы не он, никакого ребенка с ними не было бы.

Народа на улице немного, но прохожие по­падаются нередко. По большей части старше­классники, болтающиеся по округе без особого дела и, вероятно, рассказывающие всем желаю­щим жуткую историю сегодняшней террорис­тической атаки Хлопков-камикадзе на школу.

— Я слышал, это анархисты.

— А я слышал, что сектанты.

— А мне говорили, что они делают это просто так, без особой цели.

Кстати, Хлопки считаются такими опасны­ми именно потому, что никто не знает, за что они, собственно, выступают.

— Хорошая тебя мысль посетила, — хвалит Коннор Рису по пути к антикварному магази­ну. — В смысле Хлопками прикинуться. Я бы ни­когда не додумался до такого.

— Ну, ты же додумался вырубить того инспек­тора в лесу при помощи его же собственного пистолета.

Вспомнив этот героический эпизод, Кон­нор улыбается.

— Я действую инстинктивно, а ты обдуманно. Мы друг друга прекрасно дополняем.

— Да уж. Правда, без Льва нас стало меньше.

Услышав имя мальчика, Коннор чувствует новый приступ гнева. Потирая руку, он пони­мает, что она еще не зажила в том месте, где в нее впился зубами Лев, но это сущие пустяки по сравнению с тем, что он сделал сегодня.

— Ладно, давай забудем его. Он больше не с нами. Мы вышли сухими из воды, так что его стукачество повредит только ему самому. Те­перь его отправят на разборку, как он и хотел, а значит, мы его больше не увидим.

И все-таки Коннор испытывает жалость. Он рискнул жизнью, чтобы спасти Льва, сде­лал, что мог, но успеха не добился. Если бы я обладал даром убеждения, думает мальчик, ска­зал бы ему что-то такое, что заставило бы Льва встать на их сторону. Впрочем, что бы я мог ему сказать? Лев знал, что его принесут в жерт­ву, с самого рождения. Нельзя изменить три­надцатилетнего мальчика жалкой двухдневной промывкой мозгов, этого мало.

Антикварный магазин находится в старом здании. Фасад совсем облупился, деревянная входная дверь вся в белых чешуйках краски. Нажав на ручку, Коннор открывает дверь, и по­мещение оглашается мелодичным звоном ко­локольчиков. Старинная аналоговая система сигнализации, оповещающая владельца о при­ходе посетителей.

Покупатель в магазине только один: мрач­ный пожилой джентльмен в твидовом пальто. Он смотрит на вошедших без особого интере­са, но с легким раздражением, — вероятно, его беспокоит плач ребенка. Удовлетворив любо­пытство, он уходит в дальний угол помещения, заставленного всевозможным старьем, чтобы укрыться от раздражающих звуков.

В магазине можно найти предметы, произ­веденные в любую эпоху не слишком длинной американской истории. На старинном кухонном столе с хромированными краями разложе­на целая экспозиция плейеров iPod и других миниатюрных коробочек, бывших в моде, ког­да дедушка Коннора ходил в школу. На экране антикварного плазменного телевизора разво­рачивается действие какого-то допотопного фантастического фильма. Судя по всему, речь идет о техногенном будущем, которое так и не наступило: седовласые сумрачные гении и ле­тающие машины остались фантастикой.

— Что вас интересует? — спрашивает выходя­щая из глубины помещения, из-за конторки, на которой стоит кассовый аппарат, пожилая женщина, скрюченная, как знак вопроса. В руках у нее палка, хотя не похоже, чтобы она нуж­далась в третьей точке опоры.

Риса качает ребенка, безуспешно стараясь утихомирить его.

— Мы ищем Соню.

— Вы ее нашли. Что вам нужно?

— Нам нужна... ну... как бы это сказать... ваша помощь, — объясняет Риса.

— Да, — подтверждает Коннор, — нам пореко­мендовали обратиться к вам.

Старушка смотрит на них с подозрением.

— Это как-то связано с сегодняшним происшествием в школе? Вы Хлопки?

— Вы считаете, мы похожи на Хлопков? — спрашивает Коннор.

Пожилая дама смотрит на него, недоверчиво прищурившись.

— А кто их знает, как они выглядят.

Коннор смотрит старушке прямо в глаза и щурится так же, как она. Сжав кулак, он изо всех сил ударяет им в стену, так сильно, что на кос­тяшках пальцев появляются ссадины, а неболь­шая акварель, висевшая на гвозде, падает на пол. Коннор ловит ее на лету и кладет на стойку.

— Видите? — спрашивает он. — Моя кровь не взрывается. Если бы я был Хлопком, здесь все бы взлетело на воздух.

Пожилая дама негодующе смотрит на Кон­нора, но он, хоть и с трудом, выдерживает взгляд. Глаза у старушки усталые, но в глубине по-прежнему прячется неукротимая воля. Но Коннор не отворачивается.

— Видишь горб? — спрашивает Соня. — Я его заработала, защищая людей вроде тебя.

Коннор продолжает смотреть пожилой да­ме прямо в глаза.

— Что ж, значит, мы ошиблись адресом, — го­ворит он, бросая взгляд на Рису. — Пошли от­сюда.

Он разворачивается, чтобы уйти, но в этот момент старушка ловко и больно охаживает его палкой по голеням.

— Не торопись, голубок, — говорит она. — Ханна звонила мне, так что я знала, что вы при­дете.

Риса, продолжая качать безутешную ма­лышку, не выдерживает и испускает радостный вздох:

— А сразу вы нам об этом не могли сказать?

— Да это неинтересно совсем было бы.

К этому моменту посетитель с кислой физи­ономией успел уже обойти весь торговый зал, перебирая и трогая представленные в нем предметы с видом человека, испытывающего отвращение ко всему, что есть в магазине, и вернулся к стойке.