Гуляю по берегу речки с одним из членов комиссии. Приблизительно по тому месту, где познакомился с Кенти. Дорожки нет. Здесь поляну окаймляет лес с подлеском, там — ухоженный английский парк. Но что поразительно — скамеечка у воды на том же самом месте. Есть на свете вещи, которым не страшны ни годы, ни пространства.

— Что за мелодию вы напеваете?

— Третий концерт Дебюсси, — машинально отвечаю я, потом задумываюсь. А может, и не третий. Может, и не Дебюсси.

— Сэр Джафар — так можно вас называть?

— Да-да, конечно. — Какие манеры, какой тон. Мысленно примеряю на себя фрак, белую манишку и галстук-бабочку.

— Сэр Джафар, скажите, сколько вам лет?

— Вы, видимо, знакомы с моим досье.

— Да, но в нём есть пробелы. Ничего не известно почти о двадцати годах вашей жизни. Я имею в виду ваши первые годы жизни как дракона.

— Мне тоже о них ничего не известно. Иногда, под утро бродят какие-то отрывочные воспоминания. О джунглях на океанском берегу, белоснежных горных вершинах. Ничего не могу отчётливо вспомнить. И не пытаюсь. Скорее, наоборот. Так что отчётливо помню только 45 лет своего существования. Это и человеческие годы, и драконьи.

— Понимаю. Вы являетесь главой специальной экспедиции по изучению планеты Сэконд, куда эмигрировали наши предки.

Ага, начинаются вопросы с подковыками. Политику отдаю, как договаривались, Анне.

— Номинально, чисто номинально. Мои интересы — академические. Единая теория пространства- времени. Лет десять-пятнадцать интенсивной работы, и я выведу наши знания о мире на принципиально новый уровень. В ближайшее время собираюсь начать строительство лаборатории в дальнем космосе. Понимаете, эти эксперименты не всегда безопасны…

— Да, я в курсе. Но мне кажется, вы уходите от ответа.

Прогоняю через себя быструю волну полярных эмоций. Спектакль должен быть интересен для зрителя. И должен оставлять место для фантазии.

— Видите-ли, есть ещё одна причина. Я неудачник. Случайно застрял в вашем мире, допустил множество ошибок, попал под удар электротока, потерял память, приобрёл дурную манеру транслировать в эфир эмоции. Я бы не хотел, чтоб мои ошибки отражались на судьбе экспедиции.

— Но одиннадцать лет назад вы совершили настоящую революцию на нашей планете. Изменили политический курс.

Внимание! Осторожно! Напускаю на себя стыдливость.

— Не надо приписывать мне чужие заслуги. Я когда-то интересовался вашей историей. Программу форсированного развития вы разработали за много веков до моего появления. Исторический момент назрел. (Враки. Расчёты Коры говорят о другом.) Нужен был только слабый толчок. (Ха. Ха-ха.) Катализатор. Им стала Анна. Меня в тот момент интересовали совсем другие вопросы — кто я, откуда, что делаю в вашем мире.

— Но магистром она стала благодаря вашей поддержке.

— Не буду скромничать. Да, это я вытолкал её в магистры. Можно сказать, силой. Но преследовал при этом сугубо эгоистические цели — прекратить охоту на дракона, которую затеял предыдущий магистр. Политический курс церкви меня тогда мало интересовал.

— А сейчас?

— Не обижайтесь, но сейчас — ещё меньше. Поворот произошёл, процесс развивается в нужном направлении. Назад пути нет. (Хотел бы, чтоб так было на самом деле.) Такой ход событий меня устраивает и больше не интересует.

— Огромное спасибо за то, что уделили мне время для беседы. Вы совершенно по-новому осветили некоторые вопросы.

Тут он вынимает из кармана диктофон, демонстративно выключает и машет кому-то рукой. Оглядываюсь. К нам спешит Анна. Целует мужчину, забирает диктофон, прослушивает запись.

— Великолепно, Мастер. Ты неподражаем! Сама готова поверить, что всё так и было. Матфей, ты сможешь переправить эту запись стабилистам?

— Нет ничего проще. Я живу в одной комнате с Луко Феррачи. Сегодня вечером при нём прослушаю и застенографирую запись. Если заинтересуется, дам прослушать ему. А утром и диктофон и стенограмму оставлю на тумбочке. Он итальянец, а итальянцы любопытны. В крайнем случае пустим запись как официальный документ комиссии.

Оказывается, это и есть тот самый Матфей. Анна могла бы меня предупредить. Впрочем, тогда я бы не осторожничал в беседе, не получилось бы этой записи. Слушаю их разговор с Анной, и понимаю, что назрел очередной политический кризис. Придётся отложить исследования до лучших времён и заняться политикой. Опять изучать новую дисциплину. Господи, кончится это когда-нибудь, или нет?

Солнце стояло высоко. Сандра приподняла голову и застонала.

Лучше бы меня вчера наказали, — подумала она и села, прислонившись к стенке. Голова раскалывалась. Болела оцарапанная спина, болела правая ягодица, отбитая при падении с лошади, болело всё остальное. — Хорошо, что меня мама не видит. Стыд-то какой — на полу спать.

Рядом с ножкой кровати стояла глиняная кружка. Сандра заглянула в неё и допила содержимое. На дворе мычала недоеная корова. Хромая и постанывая, девушка занялась хозяйством. Подоила корову, открыла ворота, выпустила во двор. Лошак, убежавший вчера, щипал траву у забора. Сандра прижалась лбом к его тёплой шее, погладила, взяла вёдра, пошла за водой.

У колодца мужчины поили лошаков. Кто-то рассказывал:

— А внутренний голос и говорит: — Убей вождя! — Убил! — Ну теперь, ты как хочешь, а я сматываюсь!

Девушка слабо улыбнулась.

— А, Санди! Я твои истории рассказываю! Мужики, пропустите! Это она вчера завров повернула. Как голова? Болит?

Девушка поставила вёдра на скамейку, скорчила гримассу и вяло махнула рукой, пытаясь вспомнить, как же зовут эту небритую личность. Кто-то налил ей воды. Повинуясь внезапному порыву, она сунула голову в ведро, насколько хватило дыхания, шумно отфыркалась, мотая волосами, остатки вылила за шиворот.

— Вот это по-нашему, — одобрительно загудели мужики.

Сухой одежды дома не оказалось. Сандра вспомнила, что заходила баба Кэти и взяла всё в стирку и починку. Пришлось ходить в мокром.

Напоив лошака и корову, девушка отправилась на розыски хозяина глиняной кружки и бочонка из-под вина. Отдала кружку свирепой женщине в ошейнике, попросила прощения, выслушала много неприятного. Нашла бочонок и огорчилась ещё больше. Бочонок представлял собой набор деталей — два донышка, два обруча и много-много планок. Кто-то на него сел и раздавил. Девушка собрала все планки в охапку, отнесла домой, попыталась собрать. Не получилось — не хватало рук и опыта. Плюнув, пошла в кузницу.

По пути встретила Лужу. Та отвернулась и хотела проскочить мимо. Сандра поймала её за руку, развернула заплаканной физиономией к себе.

— Кто тебя обидел?

— Тебе вчера девка в награду полагалась. Я думала, ты меня из бараков в дом возьмёшь, а ты ножик на поясе выбрала. — Вырвалась и убежала.