за мной не поспеют бичевать, тебя бросят в Нил, крокодилам. Дайте арфистке золотую монету и отошлите их.

Музыкант (растерянно). Но истинное искусство нельзя принуждать.

Фтататита. Что? Ты осмеливаешься спорить с царицей? Убирайся! (Выталкивает его.)

За музыкантом идет рабыня-арфистка под общий хохот приближенных женщин и рабынь.

Клеопатра. Ну, так кто же из вас может позабавить меня? Есть у вас что-нибудь новенькое?

Ирас. Фтататита…

Клеопатра. Ах, Фтататита, Фтататита! Вечно Фтататита! Опять какие-нибудь небылицы, чтоб восстановить меня против нее?

Ирас. Нет, на этот раз Фтататита проявила добродетель.

Приближенные смеются, но не рабыни.

Потин пытался подкупить ее, чтобы она пропустила его к тебе.

Клеопатра (гневно). Ха, все вы торгуете моими аудиенциями! Точно я должна смотреть на тех, кто угоден вам, а не мне. Хотела бы я знать, сколько этой рабыне-арфистке придется отдать из своего золота, прежде чем она выйдет из дворца?

Ирас. Если хочешь, мы тебе это узнаем.

Приближенные смеются.

Клеопатра (хмурясь). Вы смеетесь? Берегитесь, берегитесь! Когда-нибудь я сумею заставить вас служить мне так, как служат Цезарю.

Хармиана. Горбоносый старикан!

Опять хохот.

Клеопатра (разъяренная). Молчать! Хармиана, тебе не пристало держать себя, как маленькой египетской дурочке! Знаете ли вы, почему я позволяю вам болтать в моем присутствии все, что вам придет в голову, вместо того чтобы обращаться с вами так, как обращалась бы Фтататита, будь она царицей?

Хармиана. Потому что ты стараешься во всем подражать Цезарю, а он позволяет говорить ему все что вздумается.

Клеопатра. Нет. А потому, что я спросила его однажды, почему он это делает? И он сказал: «Не мешай болтать твоим женщинам, и ты можешь многое узнать от них». – «А что же могу я узнать?» – спросила я. «Ты узнаешь, кто они», – сказал он. И, ах, если бы вы только – видели глаза его, когда он произносил эти слова! Вы прямо в комочки сжались бы, жалкие ничтожества!

Они смеются.

(Гневно накидывается на Ирас.) Над кем ты смеешься, надо мной или над Цезарем?

Ирас. Над Цезарем.

Клеопатра. Если бы ты не была дурой, ты бы смеялась надо мной; а если бы не была трусихой, ты не побоялась бы сказать мне это.

Возвращается Фтататита.

Фтататита, мне сказали, что Потин предлагал одарить тебя, если ты допустишь его ко мне.

Фтататита (возмущенно). Клянусь богами предков моих…

Клеопатра (властно обрывая ее). Сколько раз приказывала я тебе, чтобы ты не смела отпираться. Ты готова целый день взывать к богам твоих предков и призывать их в свидетели своих достоинств, если бы я тебе позволила. Поди возьми его золото и приведи Потина сюда.

Фтататита хочет возразить ей.

Не спорь. Иди!

Фтататита уходит. Клеопатра встает и в раздумье начинает годить взад и вперед, между креслом и дверью. Все поднимаются и стоят.

Ирас (неохотно поднимаясь) Ах, как бы мне хотелось, чтобы этот Цезарь уже был в Риме.

Клеопатра (угрожающе) Это будет плохой день для всех нас, когда он уедет туда. О, если бы я не стыдилась показать ему, что сердце мое столь же безжалостно, как сердце отца моего, я бы заставила тебя раскаяться в этих словах. Зачем это тебе, чтобы он уехал?

Ирас. Ты делаешься при нем такой ужасно скучной, серьезной, ученой и фило-со-фичной. А в нашем возрасте это хуже, чем быть святошей.

Приближенные смеются.

Клеопатра. Перестаньте вы без конца кудахтать… Слышите! Прикусите языки.

Хармиана (с насмешливой покорностью). Хорошо, хорошо! Видно, всем уж нам придется взять себе в пример Цезаря.

Они снова хохочут. Клеопатра молча бесится и продолжает ходить взад и вперед. Фтататита возвращается с Потином, который останавливается на пороге.